Все это как лавина обрушивается на правительство ФРГ. Проблема освобождения Шляйера тут же отодвигается на задний план. На авансцену выходит другой вопрос: что делать с «Ландсхутом»? Дебаты в Кризисном комитете достигают немыслимого накала. В ночь с 14 на 15 октября они длятся без перерыва с вечера до пяти утра, а потом – с небольшими промежутками – весь следующий день. На правительство давят со всех сторон. Давят промышленные круги Германии: судьба Шляйера – это в какой-то мере их собственная судьба. Давят похитители Шляйера, которые сообщают, что группа, удерживающая «Ландсхут», находится под их контролем. Давит правая пресса, публикующая истерические письма «простых немцев», требующих публично казнить арестованных членов РАФ. В стране внезапно воцаряется атмосфера средневековой охоты на ведьм. За информацию, которая приведет к аресту кого-либо из террористов, объявлена премия в 800 тысяч дойчмарок. Сообщения поступают тысячами, их все необходимо проверить. В одной только области Северный Рейн – Вестфалия за одни только сутки арестовано по подозрению более 80 человек. Потом их всех приходится отпустить. По количеству полицейских и военных на улицах Западная Германия напоминает оккупированную страну. Верят самым фантастическим слухам. На полном серьезе воспринимается заметка одной из газет, что, дескать, «Красная Армия» завладела атомной бомбой, которую угрожает взорвать в ближайшие дни. Нервы у всех на пределе, сознание не выдерживает потока сокрушительных новостей. Кажется, что сейчас немцы просто сойдут с ума и не разбираясь, кто виноват, кто прав, начнут убивать друг друга.
Самое же неприятное для немецких властей заключается в том, что захват «Ландсхута» превратился в грандиозное реалити-шоу. Толпы журналистов с диктофонами, микрофонами, мониторами следуют за самолетом из страны в страну, и комментарии их, зачастую совершенно безумные, тут же безо всяких ограничений транслируются на весь мир. В ситуации, где требуется трезвый и холодный расчет, преобладают паника и взрывные эмоции.
Колоссальное впечатление на западногерманское общество производит обращение стюардессы Габи Дильман, переданное из захваченного лайнера 17 октября. Габи говорит: «Мы знаем, что это конец. Мы знаем, что мы все скоро умрем. Нам будет очень тяжело, но мы постараемся сделать это с достоинством. Мы все слишком молоды, чтобы умирать, даже старики… Мы только надеемся, что это будет быстро и не очень больно. Но может быть, лучше действительно умереть, чем жить в мире, где возможно нечто подобное. В мире, где важнее оставить в тюрьме несколько человек, чем спасти девяносто одну жизнь… Пожалуйста, передайте моей семье… Пожалуйста, передайте моему другу… я его очень любила… Я не думала, что существуют такие люди, как те, что входят в наше правительство, это они будут нести ответственность за нашу смерть. Я надеюсь, их совесть позволит им жить дальше»…
Это абсолютный тупик. Если будет еще один неудачный штурм, правительству ФРГ – конец. Ему не простят, что ради задержания считаного числа террористов оно пожертвовало жизнями почти сотни невинных людей. С другой стороны, если в обмен на заложников освободить арестованных членов РАФ, это будет выглядеть как позорная капитуляция. Это будет признанием собственного бессилия: гражданскую войну, которую уже считали оконченной, придется начать с нуля. Более того, поднимется новая мощная террористическая волна – в «Красную Армию» хлынут сотни бойцов, вдохновленных этой победой.
В правящих кругах ФРГ начинают осознавать, что пока лидеры РАФ живы, покоя в стране не будет. Узники Штаммхайма стали легендой, ярким символом революции, притягивающим к себе тысячи глаз. Само существование их, пусть даже в темных недрах тюрьмы, является непрерывной угрозой для государства. И потому не вызывает особого удивления документ, опубликованный именно в эти напряженные дни. Врачебная комиссия, обследовавшая заключенных тюрьмы Штаммхайм, пришла к выводу, что Ян-Карл Распе находится в состоянии сильнейшей депрессии, не исключающей суицид. В таком же состоянии, как полагают врачи, находятся и остальные пленники РАФ. Это заключение вызывает резкий протест у штаммхаймской группы. Андреас Баадер немедленно печатает опровержение: «Если суммировать все те меры, которые были приняты по отношению к нам за последние шесть недель, то можно сделать единственный вывод: администрация тюрьмы хочет спровоцировать нас на совершение самоубийства. Или хотя бы сделать наше самоубийство правдоподобным. Я заявляю, что ни у кого из нас нет никакого желания убить себя. Если же, говоря официальным языком, мы будем «найдены мертвыми», значит, мы были убиты в лучших традициях юридических и политических мер, которые применялись к нам все это время».