Мы, монстры. Книга 1: Башня

— Да что сказать? — хмыкнула Алеста. — Больше тебя вряд ли скажу. Злее любой собаки. Ничего не чувствует, ни боли, ни страха. Ничем и никем не дорожит. Ты ж и сам знаешь. Потому тебе он и пришелся ко двору. Чего ж от меня хочешь?

— Я не о том, — отмахнулся Бордрер. — Он может обладать… какой-нибудь силой?

— Силой? — изумилась она. — Да мне неясно, откуда у него взялись силы до сих пор дожить. Еще и при тебе. Он ведь… жив еще?

— Ты надеешься на это или боишься? — всмотрелся в глаза Бордрер.

“Знать бы самой”, — мысленно хмыкнула она. А он продолжил, по-своему расценив ее молчание.

— Правильно боишься, ведьма. В твоем выродке что-то сломалось. Он действовал с нарушениями уже очень давно, а сейчас — попер против меня. Моих людей положил. Куда пойдет дальше, что будет делать — неизвестно. Может, в леса, а может, сюда. Тебя резать, меня. Он с ума сошел. Так что вспомни, ведьма. Все, что можешь, вспомни о нем.

— Ты сейчас, — снова насмешливо прищурилась она, — просишь моего совета, чтоб справиться с твоим слетевшим с катушек наймитом? Орден Чистильщиков уже за собой подчистить не может без помощи со стороны?

Конечно, она помнила.

Помнила, что не убила его тут же, на месте, чтоб похоронить вместе с матерью, потому что в его глазах отражался свет Рихан. Всю ночь, как родился, он кричал. И тихо подвывал с улицы Пёс. А она и рада была бы избавиться, но она никогда не умела убивать, даже тварей. Она только спасать могла.

А наутро он замолчал. И свет ушел из глаз, и взгляд опустел. И с тех пор был пустым. Менялся лишь изредка, когда удавалось причинить кому-то боль или напугать до полусмерти. Тогда в глазах появлялись едва заметные безумные искры. А губ касалась мимолетная жесткая усмешка.

И каждый раз она вспоминала тот смех, что слышала перед тем, как вытащить его. И думала, что кривая ухмылка — эхо того смеха. Потому что Нивен не смеялся никогда.

Она помнила, как он впервые до полусмерти напугал гадалку Марлу. Как оставила их наедине лишь на мгновение, а вернулась — было поздно. Белая, как снег, Марла пятилась к двери, а это отродье сидело с ногами на столе, крутило в руках карту и ухмылялось.

— Что ты сделал? — рассердилась Алеста.

— Погадал, — ровно ответил Нивен. Он всегда говорил ровно. Голос его был чистым. Мертвым.

— Избавься от него! — посоветовала Марла и выскочила за дверь, громко ею хлопнув.

— Что ты сделал? — повторила она сквозь зубы.

Из-за Нивена она потеряла многих знакомцев и еще больше - клиентов. Его боялись. Серое ушастое существо, лишь отдаленно похожее на человеческого ребенка, перестало слушаться и сидеть в подвале. Более того — научилось выползать из подвала в самый неподходящий момент, потому что ему нравилось пугать всех вокруг. Оно любило, когда его боялись.

Марла мало чего боялась, да и его знала давно, но вот — и ее напугало.

Нивен не ответил, прокрутил в руке карту. И тогда она разозлилась. Она редко била его, но в тот раз не сдержалась - подошла и отвесила тяжелый подзатыльник. Он круто развернулся и врерился в глаза. Тогда он посмотрел на нее так, как никогда раньше не смотрел — показалось, что он сейчас в ее руку вцепится. Укусит, и укус будет отравленным. И все это — где-то глубоко-глубоко, потому что глаза — пустые.

Она отдернула руку, с трудом сдержалась, чтоб не отшатнуться. Сработал защитный механизм: Алеста часто имела дело с монстрами, и знала - покажешь свой страх, и тебе конец.

А он смотрел так еще несколько мгновений, потом бросил карту на стол и легко соскользнул с него.

А ведь эти карты были дороги Марле. Колода гадалки - как правая рука. И забрать карту из нее - что палец отрезать. И кусок сердца вырвать. И что такого надо было сделать - что он сделал, - чтоб она сама оставила палец и кусок сердца и хлопнула дверью?

Алеста подняла карту - там была Башня. Высокое строение, падающее под ударами молний. Это означало то ли крах основ мироздания, то ли новый этап в жизни. Подумала рассерженно: “Будет тебе новый этап, демоненок”.

И окончательно решила отдать его.

И никто не согласился бы принять такое, кроме Бордрера.

А он, не подозревая, что его судьба уже решена, уже тоже ушел за дверь. То еще кого-нибудь пугать, то ли играть с Псом. Пёс его почему-то любил. Наверное, был единственным, кто его любил. Она даже догадывалась, что и Нивен к Псу мог привязаться. По-своему, но привязаться.

Но не говорить же теперь Бордреру, что слабое место Нивена — ее Пёс. Потому что — она была в этом уверена — если Нивен решит, что это надо для дела, он и Пса расчленит без труда. И ничего не дрогнет внутри, ничего не изменится в глазах — там будет все так же пусто.

— Орден Чистильщиков, — заговорил Бордрер, отвечая на ее вопрос, — занят более важными делами, чем преследование одного спятившего уродца. Потому и зашел к тебе, ведьма. Он на моей совести. И на твоей. Я его привел, я и решу вопрос с ним. А ты подскажешь, как.

— Я и рада бы, — соврала она, — но не знаю, как помочь.

А вот последнее было правдой.