Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)

Первым было море, Мирдэн, огромные солёные небо и земля, не было в мире ни Тьмы, ни Света, ни крови, ни слёз, лишь хлад и пустота, и дна у моря не было. И не было никого живого, ибо море было ядом, а яд был солью.

Но встал из соли и камней, из воды и травы морской муж многоликий, сильный и крепкий, рождённый в сердце солёных вод, и имя ему было Д’хал, был он Всемогущим. И создал землю, чтоб ногами ступать, и небо, чтоб отделить землю от звезд. И создал детей своих: Свет, дочь любимую, и Тьму, нелюбимого сына.

И нарек Тьму Лаэфом, Диким. И нарек Свет Сорэн, Ласкающей.

Прекрасна ликом была Сорэн, и сказал Лаэф:

— Возьму тебя в жены, сестра моя.

Но воспротивилась Светлая воле темной.

— Тогда силу мою на себе испытаешь, силой возьму я тебя, - молвил Лаэф. Девять дней и ночей шел он за Сорэн, ни Света, ни Тьмы мир не знал.

Сорэн в небеса бросила чад своих: Ирхана, Светило Дня, что парит, освещая людям дорогу, и сестру его, что ночью даёт зверям путь, Рихан, Светило Ночи.

И выжгли те светом глаза Лаэфа, выжгли чары его колдовские, и негде укрыться, настал его черед бежать.

Создал Темный скалы крутые, овраги глубокие, леса густые, ущелья бездонные, глубины морские, что стали убежищем ему, домом и кровом.

Рихан создала тогда птиц, что следили за тенью его там, куда луч её не доставал, и был её вестником коршун. Ирхан в пруды и озёра, и реки с морями рыб пустил, и с тех пор его душою была акула.

***

Сорэн не отрицала, что так все и было. А Сорэн никогда не врала. Почти никогда.

Лаэф был тенью.

Сорэн помнила, как впервые увидела его на вершине горы Гъярнору. Он стоял к ней вполоборота и смотрел не на нее - вдаль, на бесконечную водную гладь. Капюшон скрывал его лицо, а ветер трепал полы длинного плаща, под которыми — она видела — были еще одни, а под ними — еще. Спина была прямой, а голову склонил набок, и Сорэн подумала: отец создал ей поломанную тень — она-то голову не наклоняла никогда.

Он и был поломанный — потом она узнала. Изломанный на тысячи своих отражений. Многоликий. Многослойный, как его плащ. Дикий. Так его называли. Он заметил ее, раскинул руки в стороны — и под ноги легла тень. Стала ковром, снесла его с горы к ней. Он был немногим выше, и она разозлилась еще больше — младший, а выше.

— Что ты создал, отец? — спросила она, и он сбросил капюшон.

Как и ожидала — он был ужасен. Лик его был темным, губы искривлены в отвратительном оскале, который никто не подумал бы назвать улыбкой. Что он улыбается, было понятно лишь по фиолетовым глазам: неожиданно ясным и чистым. То была его первая ложь: глаза говорили одно, облик — другое.

— Я — Тьма, — ответил он ей, и в голосе тоже оказалось много слоев: и яд, и мед, и шепот ветра. — Я буду вечно править вместе с тобой, — вгляделся в нее и добавил. — С-сестра...

Вновь улыбнулся лишь глазами, когда губы по-волчьи скалились, и Сорен взмыла вверх лучом света. Ей нужно было подумать. Умерить злобу, унять отвращение. И отдышаться — чтоб не дрожали белые руки.

— Зачем, отец? — растерянно спросила она.

— Ибо не может быть Света без Тьмы, — отозвался тот громом из-за облаков.

— Но я же была! — отчаянно выкрикнула Сорэн. — Я была! И мир не рухнул! Зачем мне, зачем тебе — вот это?!

Д’хал не ответил. Не признаваться же ему было, что поспорил.

— Чти брата своего, — приказал он, — он всегда будет рядом.

— Ну, нет, — прошептала Сорэн. Стрелой помчалась вниз, вспышкой света явилась перед Лаэфом, вскинула голову и приказала:

— Уходи!

— Сестра… — мягко заговорил Лаэф и сделал к ней такой же мягкий шаг.

— Ты — Тьма, ты — тень, ты — мерзость, — выпалила она. — Не буду терпеть тебя вечно!