Мы, Мигель Мартинес

«А что насчет фабрик? Разве они не принадлежат рабочим? Ими управляют рабочие коллективы». «Ага, только без профессионалов-управленцев, у нас их называют на англицкий манер, менеджерами, так вот без оных заводов управляются откровенно плохо, производительность труда крайне низкая. А процент брака, знаешь, какой реальный процент брака на новых предприятиях? Доходит до восьмидесяти процентов, а шестьдесят процентов — это уже очень хороший показатель. Очень!». «Что за херня, Миша, откуда у тебя эти данные?» «Они не у меня, Кольцов, Ты Мехлиса знаешь? Так вот, он с Землячкой, её ты тоже знаешь, надеюсь, проведут они проверки от комиссии партийного контроля незадолго до войны. Вот тогда за головы и похватаются». «И что? Ничего сделать нельзя?». «А что завещал великий Ленин? Учиться, учиться и ещё раз учиться! А у нас всюду в руководителях неучи. Знаешь, за что я Сталина больше всего уважаю? За то, что он умел учиться и делал это постоянно. От него останется библиотека с сотнями томов, исписанных его пометками. И великая страна, с атомной бомбой, победившая в самой страшной войне. А похоронят его в заштопанных носках». «А у нас толковый руководитель — редкость. Ну а потом получится, что рабочим всё равно ничего от предприятий не достанется. Выведут новый тип руководителя: советская номенклатура называется. Профессиональные управленцы. Вот только, если дело завалил, то тебя с одного тёплого места переведут на другое, но из обоймы ты не выпадешь. А чтобы наказать, то это вообще». «Почему?» «Хотел бы ответить, что по кочану, так ты еще и обидишься. Ладно, потому что запретят органам разрабатывать руководителей, в первую очередь, партийных. И образуется новая каста неприкасаемых, этакая рабоче-крестьянская аристократия». «Нежданчик». «Ну вот, хоть не пускай тебя, Кольцов, в мою память, нахватался слов-паразитов из моего времени, ты это, прекращай, что позволено попаданцу, то хроноаборигену зась!» «Вот сейчас точно обижусь». «В общем так, Миша, я что тебе сказал, что образовалась рабоче-крестьянская аристократия. А про психологию феллахскую помнишь? Помнишь, у тебя пока что с памятью всё в порядке. У тебя с совестью Миша, не всё в порядке». «Ты это чего?» «Стоп, мыслю закончу, потом тебе кое-что объясню. Так вот, такой профессиональный директор завода-гиганта ездит по миру, договора заключает, смотрит на западную жизнь, и видит, что живёт хуже мелкого инженеришки у капиталиста». «Ему что, таких инженеров специально подбрасывают?» «Да нет, уровень жизни у себя они реально подняли, за счет того, что ограбили колонии. Но у нашего директора появилась мысля. Что если бы он владел заводом сам, то жил бы как капиталист-миллионер, и у него было бы три машины, большой дом, участок земли и всё его, а не чье-то, тем более, не государственное. Он ведь из кого вышел, из крестьян. И очень хорошо понимает разницу между СВОИМ и государственным. И потихоньку нашу элиту тупо начнут скупать. За бумажки. Доллары, фунты, марки, кому как повезет».

Опять захотелось чаю. Почему-то этот чай из бумажного простенького кулька показался мне намного вкуснее самых дорогих сортов, которые я пил в своё время. Сообразил

чай, обнаружил в буфете вазочку с печеньем, точно, брат Боря оставил. А я сладкое люблю. Тем более, это домашняя выпечка, а не магазинное. Такие печеньки его супруга печет: сам видел, из теста стаканчиком фигурки вырезает: солнышко, луна, якорь. И почти без остатку. Обычное песочное, но до чего же вкусное! Заколотил сладкий чай, но без фанатизма, не так, как в первый день попаданчества. Прихлёбывая горячий напиток, продолжил беседу с самим собой, только хроноаборигеном.

«А потом очень хитро рабочих кинули, даже видимость того, что им принадлежат заводы забрали. Получилось это так, расписали имущество завода на акции, которые раздали рабочим. Но при этом зарплаты перестали выдавать. Вот и стали рабочие свои акции продавать ушлым кадрам. Так очень тихо, и за не очень большие деньги заводы снова перешли в частные руки. Это назвали прихватизацией». «И много прихватили?» «Всю страну, Миша, не ёрничай. Это у тебя аппетита нет, а у богатого человека такой аппетит, ему всё мало, никак не нажрётся». «Да ну, бл.». «Ну вот, ты не веришь. А ведь так и было. Растащили страну, разодрали». «А куда смотрела партия?» «Скурвилась партия, сама и стала во главе развала, напели им в уши, что они могут стать богатыми, элитой, допущенной к управлению миром, надо только великий социальный эксперимент свернуть. Вот они и свернули, нах.». «Не верю. Этого не может быть!»!!!!!!

«А ты загляни поглубже. Я — живой свидетель того, что происходило».

«Меченый?»

«Это уже был финал».