Как-то раз мы с «однодворцами» Андрюхой Калининым и Мишкой Гернером ловили речных миног в речке Стрельнинке. В то время миноги во множестве заходили в ручьи и речки из Финского залива, особенно в весеннее время. Добирались до речки на трамвае № 36. Взяли с собой большой бидон, еду, а Андрюха прихватил бутылку портвейна «33». Миног было множество, и бидон довольно быстро наполнялся. Ловить их руками было легко. Можно было бы ловить и ещё, но, внезапно увидев под кустом труп мёртвой собаки, покрытый крупными присосавшимися и шевелящимися миногами, ловить больше не захотелось. Хотели даже выкинуть пойманных миног, куда подальше, но потом передумали.
Сидели, греясь на скупом ленинградском солнышке, ели бутерброды и обсуждали ловлю. Андрюха, достав бутылку, предложил отметить удачную рыбалку. Как большие мужики, разлили портвешок по стаканам и… махнули за два раза всю ёмкость. Через пять минут мы стали веселы и смелы, захотели вытащить труп собаки на берег, чтобы не отравлял чистую воду речки. Через полчаса на нас снизошли печаль и тоска… мы вдруг так устали, что заснули прямо на бережке, рядом с раскиданными вещами…
После этой вылазки мы долго не притрагивались к вину. Вернулись к этому процессу уже в 9-м классе, зимой, когда увлеклись посещением катка Кировского завода, у Нарвских Ворот. Андрюха каким-то образом нашёл «друзей» в доме на Нарвской площади. Мы втроём (у нас с Андреем в спортивных сумках «канады», у Миши – беговые с длинными лезвиями, у кого-нибудь бутылка «33»-го, или «777», или «Розового» портвейна) поднимались на третий этаж, где нажимали на кнопку звонка. Молча выходила пожилая женщина с тремя чистыми стаканами, раздавала их и также молча скрывалась за дверью. Мы разливали, разговаривая и перекуривая, выпивали, а пустую бутылку и стаканы ставили на стул рядом с дверью, добавляя к этому несколько мелких монет. Ещё раз звонили и уходили, не дожидаясь появления женщины.
После этого шли на каток, куда проникали, перелезая через забор в известном месте, не освещённом фонарями. Всё происходило по известной поговорке болельщиков:
Вот только стадион был не «Динамо», а «Кировец». Этот стадион и каток старожилы Кировского района и Автово называли ещё и «Каучук», по старой памяти. Дело в том, что изначально – ещё с 1920-х послереволюционных лет все спортивные сооружения на этом месте принадлежали заводу резиновых изделий «Красный треугольник» и назывались спортивной базой «Красный химик». Перед самой Великой Отечественной Войной, начиная с 1939 года, стадион, каток, лыжная и гребная базы получили название «Каучук», которое существовало до 1950-х лет, после чего всё это хозяйство стало известно как Стадион Кировского завода, или «Кировец».
Перебравшись через забор, преспокойненько проходили в раздевалку, одевали коньки, прятали в сумки обувь и сдавали пальто, куртки и сумки. Иногда катались и в распахнутом пальто – так считалось более шикарно. Что мы вытворяли на многолюдном катке – это особая история. Представьте себе быстрых, вёртких и крепких молодых парней, выделывавших кренделя на льду, в одной руке зажжённая сигарета. В то время среди молодых девчонок были в моде высоко начёсанные причёски, да ещё обильно сбрызнутые лаком. Нам – дуракам – казалось очень забавным, проносясь мимо приглянувшейся девушки, крутануться и, подскочив к девчонке с высокой причёской со спины, ткнуть сигаретой вглубь причёски. В запах духов и лака тут же вплетался запах тлеющих волос. Было много криков и визга. Иногда можно было и схлопотать от парней, с которыми девушки приходили на каток.
Так мы проказничали две зимы; в 11-м классе я с этим покончил: из-за болезни отца развлекаться не хотелось…
Об очень похожем начале употребления спиртных напитков в юном возрасте рассказал мне в 1972 году Михаил Московенко, когда проездом останавливался у нас в Североморске: