Мы — из Солнечной системы

В Африке, Индии и Англии врачи составляют смеси, прописывают дозы, всё более сильные, даже небезвредные для больных.

Не помогает.

Так, может быть, возбудитель — вирус, а не микроб?

Организм борется с вирусами антителами. Если своих антител мало, можно ввести искусственные, синтетические.

Больные стареют и умирают.

Не в старении ли главная беда? Может быть, надо поддержать организм? Врачи прописывают укрепляющие, тонизирующие, возбуждающие средства, которые даются старикам для бодрости.

Умирают всё равно…

Все эти попытки предпринимались в очагах заразы начиная с 27 декабря и вплоть до 30-го.

Зарек покинул Москву 31 декабря утром. Гхор в этот день грузил в вагоны свои «волшебные палочки». Выехал он на сутки позже, но уже в следующем веке — 1 января.

Даже в новом тысячелетии авиация не смогла перевозить все грузы. Зерно, металл, руда, песок, строительные материалы шли под землей — в трубах или по земле — лентами, заменившими рельсы. Со скоростью триста — четыреста километров в час неслись по этим лентам поезда с платформами-домами, с купе-комнатами (а в авиации экономили место и пассажиру предоставляли кресло с откидным столиком). И многие не очень торопливые путники предпочитали путешествовать лентопоездом в комнатах с мягкой кроватью, шкафом, письменным столом и двумя экранами — для связи и для зрелищ.

В такой комнате и провёл волшебник 1 января.

Поезд нёсся на юг. Мелькали за окном кварталы и рощи, голые, обсыпанные снегом. Со свистом пролетали станции, мосты, речки, тоже засыпанные снегом, намеченные извилистой линией кустов. Но разглядеть можно было только дальний план. Близкое мелькало, сверкало, кружилось в вихрях снега, взметённого поездом, сливалось в светло-серую поблёскивающую кашу.

Гхор и не пытался рассматривать пейзажи. Проснувшись поздно (погрузка шла всю ночь), он заторопился к экрану… и Зарек, усталый, с мешками под глазами, объявил бодрым голосом:

— Поспешайте, дорогой Гхор, поспешайте. Возбудитель найден.

— Вы нашли так скоро? — удивился волшебник.

— Не мы, это сделали ещё до нашего прилета. Так что поспешайте.

Возбудителя искали с первых же дней эпидемии. Искали, конечно, в выделениях и в крови — на живом человеке нельзя было иначе искать. Но джинн потребовал выкупа, чтобы открыть своё лицо. Он прятался, пока не убил первые жертвы. Как полагается, последовало вскрытие. Протоколы отметили старческие изменения в организме, увеличенную селезенку, точечные кровоизлияния, характерные бугорки в мозгу. И вот он — убийца, даже не очень прячется: сидят в клетках мозга ярко-синие палочки связками, словно гроздья бананов.

Микроба разоблачили в Цитадели, а кроме того, в Лондоне, Занзибаре и Бомбее. Врачи работали одновременно, шли одним путём, применяли одну методику. Так что в истории науки открытие это не связано с определённым именем. К тому же почти все открыватели заразились сами и вскоре погибли.

Получив совет поспешать, Гхор уселся за письменный стол, развернул план судна, стал делать на нём пометки. Время от времени он вызывал на экран помощника капитана, советовался, что и как разместить в трюме.

За спиной его что-то мелькало, грохотало. Когда пёстрые ряды стволов сменились плавно проплывающими полями, Гхор сказал себе: «Уже Украина» — и взглянул на часы. Потом за окном заухало и запрыгали стальные ромбы; Гхор догадался: «Днепр» — и взглянул на часы.

Ещё через два часа слева вместо бело-голубой равнины показалась сизая. Гхор подумал: «Уже море» — и стал одеваться.

Поезд шёл по Одессе.

Подобно Москве, Киеву и всем другим большим городам Одесса превратилась в сотни городков, кварталов, посёлков, разделённых озёрами и рощами, растянулась сотни на две километров — от Буга до Днестра и ещё вверх по Днестру до Бендер. В этой удлинённой Одессе был добрый десяток портов. Поезд прибыл в один из юго-западных. Вагоны подали прямо на набережную, и кран переставил их в трюм морского атомохода — громадного плоскодонного судна, внешне похожего на утюг. Гхор сменил своё сухопутное жилище на водное, здесь также получил в своё распоряжение кровать, шкаф, письменный стол и два экрана, но экранов включать не стал. Теперь старший помощник собственной персоной сидел за столом, и разговор, начатый где-то между Москвой и Киевом, мог продолжаться.

Январский день короток. Уже в сумерках неуклюжее на вид судно вышло на середину лимана, загудело, заныло и вдруг, чуть приподнявшись над водой, помчалось по сизым волнам, оставляя за собой широкую отутюженную полосу. Темнеющая полоса берега отодвинулась за корму. Сияющие вечерние огни стали звёздочками, искорками, словно булавкой наколотыми на тёмно-сером фоне. Низкие пузатые тучи неслись над водой. Чёрные волны, раздавленные напором воздушных струй, бестолково и яростно били в гулкое днище. Вскоре судно осталось в одиночестве в водной пустыне. Пустыня, даже водная, производила гнетущее впечатление на жителей людной планеты. Недаром Ота так настойчиво желал уничтожить её.