Луч общественный был у Кима связан с лучом увлечений. Он хотел бы не только видеть ландшафты, но и глубже узнать людей планеты, чем живут, о чём мечтают. Однако в чужих странах всё ещё говорили на других языках, машины-переводчики были громоздки, гораздо массивнее человека — на вингер не нацепишь, катать по чужому городу неудобно. Туристы обычно изъяснялись на радиожаргоне. Сева, тот отлично обходился сотней кодированных слов. Например, в Папуа или в Норвегии подходит к девушке. И вот разговор:
— Ю-эн? (не заняты?)
— Норд-зюд? — отвечает она (потеряли направление?).
— Раунд (приглашаю вас на танец).
— Уна (только один танец).
И Сева доволен: танцевал с норвежкой или с папуаской.
А Киму казалось, что это вообще не знакомство. Познакомиться — значит поговорить о взглядах, о мечтах, о планах. Понять, в чём радость девушки из Норвегии, в чём счастье Папуа?
Вот почему Ким стал изучать языки, притом дальние — индонезийский и банту. Языковые же курсы работали при Обществе гостеприимства. Ким удостоился чести сопровождать габонскую поэтессу. Неделю летал с ней по Москве — от Оки до Волги, но чаще всего на Кузнецкий мост, в квартал мод.
Луч личной жизни не упомянут пока. Но тут и рассказывать нечего. Семьи не было у Кима. Родители плавали где-то на понтонном острове в Тихом океане. Ким жил один в комнате Студенческого общежития, заставленной экранами: экран для кино и театра, экран для лекций из института, кинобудка да описанная выше телерама для кинопейзажа.
Девушки-студентки умели обживать свои комнаты, придавать им уютный вид с помощью занавесок, скатёрок, безделушек, рамочек с кинопортретами. А Ким прожил пять лет, как будто в гостиницу зашёл переночевать. Даже экраны повесил громадные, гостиничные. Четыре экрана и голые стены. Один портрет — отец с матерью в молодости. А портрета девушки не завел, хотя бы маленькую карточку с нежной надписью на обороте.
Не было портрета, и не было девушки.
Впрочем, была одна, о которой он думал с тяжкими вздохами,— высокая, гибкая, смуглая, чернобровая. Тонкий профиль, тонкие брови, подбородок вздёрнутый, чуть надменный. Как будто написано на лице: я тут, я с вами, да не про вас, я девушка особенная. Ладой звали её, Грицевич Лада.
Знакомы были давным-давно; вместе учились, на практику ходили, конспекты переписывали. Встречались, разговаривали, а дружба не налаживалась. Как-то умела Лада охладить, оттолкнуть человека. Ким заговорил с ней о пяти лучах. Засмеялась: «Я не хочу быть совершенством». Спросил, интересуется ли стоборьем. Опять смеётся: «К чему мне значки с цифрами? И так меня замечают, не забывают пригласить на танцы». А Ким, как назло, не умел танцевать. После того разговора решил научиться, даже записался в кружок танцев для начинающих. Но лекции, семинары, практика, чтение, кинобудка, кружок банту, кружок индонезийского! Танцы Ким решил отложить на будущее. После учения люди заняты меньше: работа отнимает двадцать пять часов в неделю — остальное время танцуй.
И личные чувства отложил. Вот кончит институт, тогда и на личные чувства будет время. Он станет взрослым врачом, учёным, встретит серьёзную девушку-врача.
А Лада всё-таки поверхностный человек. Она красивая и, конечно, должна одеваться красиво, но нельзя же каждую неделю новое платье. Сколько времени уходит на выбор материала, фасона, на примерки. Настоящий врач не станет столько заниматься внешностью. Видимо, Лада случайный человек в Профилактическом.
И, осудив модницу, Ким принимал твёрдое решение не искать с ней дружбы, а назавтра почему-то ловил себя на мыслях о той же Ладе. Дело в том, что прививки против любви ещё не были изобретены: пробел оказался во всемогущей науке.
Надо бы сказать ещё о первом, главном луче — трудовом. Но труда не было у Кима, шла подготовка к труду, студенческая, обычная: лекции, зачёты, запоминание естественное, а также электросонное, практика естественная и биотоковая, когда твоей рукой водит хирург, а потом смотришь на неё с недоумением: что она выделывает, твоя рука, правильно запомнила или всё путает? И была практика в профилактории: «Дорогой товарищ, ветер западный, мгла, погода сырая — выходя на улицу, закутайте горло».
Всё подготовка, мечты, ожидания! А дело когда?
Впрочем, профессия у него такая: располагает к мечтам и ожиданиям. Сторожевая профессия — охрана здоровья. В прошлом тысячелетии много было сторожевых служб: военная, пограничная, охрана имущества, пожарная охрана. Одни люди работали, другие — их охраняли.
В охране работать необходимо, почётно, но скучновато. И возникает противоречие: охранников ставят, чтобы не было происшествий, а они мечтают о происшествиях. Пусть неосторожная девушка упадёт в воду, я храбро кинусь и спасу от верной гибели!
Вот и Ким, будущий боец санитарной охраны, тоже мечтал (стыдно сказать) о бедствии. Пусть явится грозная эпидемия, он бесстрашно ринется в бой (Лада будет потрясена!), не думая о риске и смерти…
К сожалению, мечта его осуществилась.
Глава 4.
Капитан айсберга