Мы — из Солнечной системы

Одиссей сказал: «Я простой подводник, что я понимаю в космических делах? Вот у нас в подводном земледелии главное затруднение с теплом. Всю жизнь считаю: сколько приходит, куда уходит, как бы не перегреть. И этот грандиозный футляр мне представляется подобием оранжереи. Приход ясен: тепло даёт Солнце. Но где расход? Наша добрая Земля отдает тепло по ночам, поворачиваясь к Солнцу спиной, лицом к космическому пространству. Эфирные колеса Циолковского тоже отворачивались от Солнца. Футляр развернуться не может.

Куда уйдёт тепло? Только сквозь толщу почвы и каменное основание? Но может ли при нормальной температуре сквозь четырёхметровый слой уйти всё тепло, полученное от Солнца? Это серьёзное дело. Если тепло не уйдёт, поверхность футляра накалится и изжарятся заживо все наши потомки».

Ота сказал: «В прошлый раз я был так поражён проектом нашего друга, даже не представлял, что можно предложить что-либо более внушительное. Но Ааст Ллун превзошёл все ожидания, превзошёл себя. Мне кажется всё это столь головокружительным, что люди поймут проект только через десятки поколений. У меня тысячи вопросов, но я решаюсь задать только один: насчёт искусственной тяжести. Тяжесть создаётся вращением, если я уловил. Но центробежная сила на шаре неодинакова: на экваторе наибольшая, у полюсов равна нулю. Следовательно, на экваторе нормальный вес, у полюсов невесомость. Все реки потекут к экватору, продавят там дно и выльются наружу. Воздух от полюсов улетучится к Солнцу. Ни высот, ни морей, ни озер делать нельзя. Под горы нужен фундамент, иначе они проломят скорлупу. Без воздуха не будет ни полей, ни лесов. Многоуважаемый Ааст обещает жизнь на вольном воздухе, но без стеклянной крыши ему не обойтись. Мы, простые современные специалисты, не видим выхода из этих противоречий, и должно быть, не увидим в ближайшую тысячу лет. Может быть, имеет смысл отложить обсуждение на тысячу лет?»

А Мак-Кей, по обыкновению, забил последний гвоздь:

«У нас в лесах житейские правила простые: дом рубим для себя, для детей. На правнуков не загадываем: не знаем, какая у них семья, какие вкусы, какие к жизни требования будут. Ааст предлагает заложить дом, который будет готов через три тысячи лет. Сто поколений каменщиков, сто первое — жители. Но если сто поколений будут жить на лесах, в невесомости, среди неготовых блоков, нужны ли сто первому поколению поля, леса и тяжесть? Не будет ли для них ветер ядовит и тяжесть тяжела, как уважаемому нашему докладчику?»

Обескураженный, угнетённый, больной от земной тяжести, Ааст покинул Землю. В космос его доставили на носилках, три дня он лежал без памяти, домашний врач сказал, что следующий визит на Землю может быть смертельным. Мать взяла с него честнейшее слово выбросить в космос не только чертежи, но и инструменты, и чертёжную доску, и вычислительную машину. На десятый день ночью тайком от матери Ааст прокрался в мастерскую, хотел просчитать возникшие варианты.

У него сложился новый проект, этакий гибрид из идей Циолковского и Дайсона.

Центральное светило в нашей Солнечной системе взято в клетку. Решётчатая клетка — шар немыслимых размеров — окружает всё околосолнечное пространство.

На пересечении прутьев — оси жилых колёс. Каждое колесо — жилой посёлок или парк, завод, лаборатория, институт… Для безопасности все они одеты водной шубой. Вода медленно перекачивается с солнечной стороны на теневую, там отдаёт тепло.

А в прутьях решётки — доро́ги: грузовые конвейеры, пневматические поезда, плавательные дорожки. Надо бы сказать, пешеходные, но в решётке будет невесомость, там невозможно ходить.

Мир, похожий на игрушечную бумажную мельницу, где цветные колесики крутятся, если бежать навстречу ветру.

Колёса жилые, колёса-парки, колёса-озера, колёса-фабрики, колёса-стадионы, колёса-лаборатории…

На сто колёс жилых — одно колесо-клиника. На сто колёс жилых — одно колесо-электростанция. Колесо-университет, колесо-склад, колесо-космодром. Проект свелся к экономическим расчётам: сколько колёс общественных на тысячу жилых и какой ширины должны быть транспортные трубы-решётки?

Ааст составлял расчёты, чертил схемы, но без удовлетворения. Ему не нравился этот решётчато-мельничный мир. В нём не было главного — сказки детства Ааста: нарядной Земли, искристого снега, поющего ветра, плеска волн… Опять получилось комнатное житьё с аквариумом за окошечком вместо океана. В комнатах нормальный вес, на дорогах невесомость. Вечные переходы от веса к невесомости и обратно — по пути на работу, в гости, на стадион. Переходы неприятные, утомительные, для детей и стариков вредные. Отсюда тяга к домоседству. Мир съёживается, ограничивается одним колёсиком. И постоянное ожидание катастрофы: метеорит, ржавчина, усталость металла — и космос врывается в городок, губя жизнь…

Но ничего другого Ааст не мог придумать. Видимо, как Березовский, как Селдом, и он тоже был волшебником без палочки. Хотел сказать: «Пусть будет земля в мёртвом космосе!» Но палочки не было в руках, и не становилась земля.