и обиделся еще больше на Гхора. Даже крикнул в запальчивости: “А какой пьедестал вы отведете себе?” И вызвал всеобщее неодобрение, его заставили извиняться.
– Уехать бы скорее от безнадежной любви!-твердил себе Ким. От безнадежной? Нет, честно говоря, он надеялся. “Не тот человек Гхор,-думал он.-Не даст он Ладе счастья. Она разочаруется со временем”. И Ким рисовал себе, как Лада придет к нему несчастная, пристыженная, растерянная, придет з.а помощью и поддержкой. Сам себе не признаваясь, при встречах он искал тень усталости в ее глазах. А позже, когда Лада исчезла из виду, искал раздражение и недовольство в глазах Гхора.
Примерно через полгода после возвращения с Луны Киму начало казаться, что и Гхор присматривается к нему. И даже будто бы медлит в конце приема, словно хочет сказать что-то неслужебное. Так повторялось дватри раза. А на четвертый раз уже вставая из-за стола, Гхор выдавил с трудом:
– Передайте вашей приятельнице… пусть приходит за своими платьями. Я не буду ее уговаривать и удерживать, обещаю. Просто я меняю квартиру, не знаю, что делать с тряпками и тетрадками.
Голос его был грустен, но спокойно деловит. А Ким так и присел у порога.
– Где Лада? Она исчезла? Вы уверены, что не было несчастья?
Гхор посмотрел на него недоверчиво.
– Я полагал, что вам известно, где Лада. Это было бы естественно. В любви молодость всегда побеждает.
Но очевидно Лада еще хуже, чем я думал. Вот она вечная тяга к чему-то необыкновенному. Не держитесь за голову, молодой человек. Несчастного случая не было. Лада прислала краткую фонограмму: “Не ищи. Не расспрашивай. В свое время расскажу все”.
Выйдя из кабинета Гхора, Ким сделал то, что не позволял себе уже три месяца: включил браслет, набрал привычные позывные: “Лада 16-28”. Через секунду мутный экранчик осветился, потом в него вписалось круглое личико щекастой девчонки с косичками.
– Лада слушает,-пропищала она.
– Извини, девочка, ошибка. Твой номер 16-28?
– Я попрошу другой номер,– ответила она, надув губы.– Все время вызывают ту Ладу. Нет, я не знаю ее позывных. До свидания.
Уехала! Ничего не сказала Гхору! Ничего не объяснила друзьям! Сменила даже позывные! К чему ей так хотелось спрятаться?
Остался последний шанс. Ким позвонил Тифею. Старик обрадовался, заулыбался.
– А ты не знаешь, где моя дочка? – спросил он.
ГЛАВА 23.
ИСЧАДИЕ АТОМОВ
Кадры из памяти Кима.
Та же лаборатория. За окнами Ока, песчаные косы. Ребятишки, вздымая брызги, носятся по мелководью.
Чьи-то мягкие руки ложатся на глаза.
– Угадай, кто!
Сердце екает. Лада! Нет, Лада так простецки не держится.
– Нинка!
Ну, конечно, это Нина Нгакуру, веселая, загорелая дочерна, цветом почти сравнявшаяся с Томом. И Том тут же, стоит рядом, сверкая зубами и белками глаз. И еще двое подростков с ними, губастые, курчавые, похожие, как два сапога.
– А это чьи! Не ваши же!
– Ну что ты. Ким, считать разучился совсем! Мы же только два года женаты. Это племянники Тома.
Как и всякое изобретение, от каких-то трудов ратомика избавила и каких-то трудов прибавила. Тетя Флора
не осталась надолго без дела. Появилась ратозапись, понадобились пластинки с записью кушаний – кушанья изготовляли опытные повара… и снова тетя Флора пекла свои пирожки с луком, перцем, печонкой, с яблоками и бананами, с джемом, ромом и гленом, с терпким фортиботтлом. Только раньше тетя Флора ставила тарелки на прилавок, а сейчас в ратоматор. Остальное делалось автоматически: что-то внутри гудело, как-то отпечатывалось в громоздкой кассете, кассета сама собой переезжала к соседнему ратоматору для пробы, и в нем каким-то образом оказывались тети Флорины пирожки.
И если они были такими же поджаристыми, горячими и аппетитными, значит, запись удалась, можно катить кассету на склад.
И еще одно новшество: прежде тетя Флора получала оценку сразу же. Довольные потребители говорили:
“Ну-ка, мать, поджарь еще пяток”. Сейчас это формулировалось иначе: “Уважаемый директор, просим вас прислать полный каталог изделий кулинарного мастера Нгакуру”. Так тетя Флора узнавала, что ее пирожки пришлись по вкусу в дальних лесных поселках, на уединенных островах и на айсбергах-там, куда не дотянулся еще кабель всеобщего ратоснабжения. Приятно знать, что твое угощение пришлось по. вкусу в такой обширной округе. Тетя Флора очень гордилась новой работой, неустанно рассказывала о ней дочерям, приятельницам и соседкам, а Феникса, любимого внука брала с собой на ратокухню (что, по правде сказать, не разрешалось), даже позволяла ему ставить пироги в ратоматор и снимать пробу с копий.
Фениксу только что исполнилось двенадцать. Он был в том трудном возрасте, когда мальчишка считает себя взрослым и самыми детскими способами, с постоянной опасностью для своих ног, рук и головы неустанно доказывает, что он взрослый. Феникс доказывал тоже и особенно рьяно своей однокласснице Норме-миловидной девочке с косичками над ушами, сложенными в узелки наподобие бараньих рожек.