Мы из ЧК

Нестеренко, вместо того, чтобы спешить к дежурному по станции с поездными документами, скрылся вслед за мною в зарослях акации. У меня заколотилось сердце учащенно, как у охотника, увидевшего дичь.

С другой стороны, от Южного парка, на лужайку к столбам вышли двое мужчин. Хорошо одеты, мордасты. Встретились с Нестеренко как добрые знакомые. Присели на столбы. Высокий, с перекошенными плечами мужчина вынул бутылку водки из черного портфеля, а Нестеренко из своей кондукторской сумки — краюху хлеба и пучок зеленого чеснока.

— «Зря столько старания! — с сожалением думал я, видя как распивают водку на столбах. — Обыкновенные пьянчужки! Наверное, извозчики-приятели». Но что это?..

Из той же кондукторской сумки Нестеренко достал вагонные документы. Все трое о чем-то жарко заспорили. Главный кондуктор хлопал ладонью по накладным, стараясь, должно быть, убедить в чем-то своих сообщников. Те отрицательно качали головами. Перепалка длилась минут пять. Главный кондуктор подхватился и громко крикнул:

— Пить больше не буду!

И быстро пошагал к вокзалу. Мужчины выпили водку из горлышка, зажевали хлебом и перышками чеснока. Отряхнулись и пошли через станционные пути в поселок.

— Видел? — спросил я Бочарова. — Веди этих двоих!

А сам заспешил к вокзалу: не упустить бы Нестеренко. Он как ни в чем не бывало сдал документы дежурному по станции и ушел отдыхать в бригадный дом, «брехаловку», как называли его железнодорожники. Мне пришлось караулить.

Солнце припекало — веки слипались. Так и промаялся, пока Нестеренко не вызвали в обратную поездку. И опять я на вагонной площадке «вел» его до Сечереченска.

Васильев ждал меня в ОГПУ с огромным напряжением.

— Ну как, Володя?

Я рассказал ему все, что узнал и увидел.

— Короли, наверное! Жмых им не по носу, — оживленно говорил Василий Михайлович. — Пошли к Макару Алексеевичу!

Тот не разделил наши восторги.

— Мало похоже — водку жрут из горлышка. Жулики обыкновенные. Короли в тени стоят. Я так считаю. Вернется Бочаров — прояснится…

— Без фантазии наш начальник! — ворчал Васильев, вернувшись в отделение ОГПУ.

А мне нравилось спокойствие Макара Алексеевича, трезвость суждения его. И я перенимал его манеру. Даже побрил голову, чтобы поглаживать ее так, как это делает мой начальник.

День прошел — не вернулся Бочаров. Вторые сутки — нет Павла!

Мы всерьез всполошились — бандиты могли укокошить запросто! Послали запрос по станциям… Наконец, спустя трое суток, явился наш Бочаров.

Васильев с ходу атаковал его:

— Кто они?

Павел устало потянулся, плюхнулся на диван с продавленными пружинами, который стоял в углу нашей комнаты.

— Спать, братцы, хочу!

— Брось тянуть! — взорвался Васильев.

— Вася, не кипятись! Вел я их до Бердянска. Живут прилично — непманы. Обратился в горотдел ОГПУ. Помогнули: Кузьма Моисеевич Селиверстов — один, а другой, с перекошенными плечами, — Измаил Борисович Петерсон…

Я даже подпрыгнул на стуле.

— Кто?

— Петерсон, король сахарина. Так зовут его в городе. В гражданскую войну тайно спекулировал сахарином и золотом.

Васильев припомнил:

— Брали его. Бижевича провел, как мальчишку, — выбил доски клозета и ушел, скотина. А вышки тогда ему не миновать бы! Вез три фунта золота…

Как же я не признал его в Сидельникове?.. Тогда он был ряжен под мешочника, а теперь — шикарно одетый преуспевающий торговец. Отъелся, обнаглел.

Бочаров потирал красные от бессонницы глаза. Волосы не чесаны три дня. Простенький костюм измят и в пыли. Позевывая, Павел добавил:

— Был и третий тип. Шрам на лбу. Но упустил на вокзале в толчее. Как сквозь землю провалился! По-моему, то был Квач…

— Со шрамом не раз встречался! — воскликнул я, вспомнив Пологи и Черного Ворона. — Он на почтовом поприще подвизался. Ну, товарищи, Макар Алексеевич прав! Ферзи и короли за этим делом стоят. Если со шрамом — мой старый знакомый, то ниточки выведут нас за кордон. Помнишь, Вася, в 1920 году мальцы навели нас на «малину» Терентия? Ведь чуть не застукали почтаря! Ушел, гад, со Щусем. А когда брали Черного Ворона — вновь ушел…

— Ловкий — сколько лет не дается! — Стойко боролся Павел со сном, но не устоял. Мы прикрыли его шинелью, а сами пошли на доклад к начальнику, наше сообщение он принял заинтересованно.

— Как же они встретились в Сидельникове, если Нестеренко живет в Сечереченске, а его соучастники — в Бердянске?.. Договорились? Списались?.. — Макар Алексеевич смотрел строго, и мне почему-то думалось, что он все не доверяет мне. Да и в самом деле, вопрос его застал нас врасплох.

— Это наш промах! — резко заключил Макар Алексеевич и пристукнул по столу: — Взять на учет каждый шаг всех членов семьи Нестеренко. О бердянских — сам позабочусь! И еще одно. Осмотрительность! Ни в коем случае не спугните!

Возвращались мы к себе в отделение ОГПУ на вокзале, как в воду опущенные. Оказывается, узнаны лишь какие-то точки, по которым даже общую картину преступления пока нельзя составить. А мы возомнили себя победителями!