Мы идем к монстрам (ЛП)

Что-то теперь меня не покидало. Табличка? Я не самая наблюдательная девушка в мире, но я заметила это: картина была явно очень старой, как и рама, но табличка с именем выглядела совершенно новой. Я прищурилась и увидела углубление вокруг таблички — углубление в древесине рамы — почти как если бы исходная табличка была удалена, и эта новая табличка была прикручена на это место, только новая табличка была немного меньше.

«Хм-м-м, — подумала я. — Но какое мне дело? Почему я вообще это заметила?»

Из кухни я услышала, как щёлкнула дверь на задний двор, поэтому выключила свет и быстро поднялась наверх. Должно быть, это была Кеззи, и я не хотела объяснять, почему я уставилась на эту старую картину; плюс я действительно не хотела снова видеть её обнажённой, потому что её тело просто сжигало меня. Она родилась с этим, а я родилась с этим. Какая несправедливость.

Но когда я вернулась в свою комнату, я держала дверь приоткрытой…

Пару минут спустя появилась Кеззи, как и предполагалось, обнажённая, с книгой под мышкой. Она отперла дверь библиотеки, вошла внутрь, затем вышла и снова заперла её. Затем она пошла в свою комнату, и всё.

«Странная херня…»

Я быстро заснула, но мне снились настоящие дерьмовые сны. Сначала мне приснилось, что этот чувак на картине, Корван, дрочил мне на лицо, но когда он кончил, я видела, как его сперма падает на меня, но не чувствовала этого. Во сне я была парализована, и всё, что я могла делать, это лежать с открытым ртом, в то время как этот парень выстрелил своей спермой прямо мне в рот. Блять… Потом Корван исчезает, как привидение, и угадайте, кто там стоит чуть позже?

Зенас. Только теперь он не в костюме горничной, а в костюме балерины, в балетной пачке, в больших пуантах и так далее. Я пытаюсь крикнуть: «Ты выглядишь глупо!», но я не могу, потому что я всё ещё парализована, поэтому этот засранец высморкался в руку и размазал её мне по рту. «А-ага, — усмехается он, — это особый деревенский мармелад, чёрт возьми, толстуха». Что за развлечение такое, а? Конечно, я не могу винить Зенаса, потому что это дерьмо было создано моим подсознанием. В любом случае, после этого сон становится чёрным, и я просто лежу там, кажется, часами, пока мне не пришло в голову, что я, должно быть, мертва, но через некоторое время темнота исчезает, и это Кеззи залезает на кровать. Она очень изящно садится на корточки над моей головой, затем прижимается своей пиздой прямо мне ко рту. «Отлижи мне», — шепчет она, и я начинаю лизать её пизду, и хотя я никогда раньше не делала ничего подобного в реальной жизни, мне это нравится во сне, и она мне нравится тоже, что совершенно бессмысленно. Она начинает дёргаться, а затем приближается к моему лицу и шепчет: «Это прекрасно, это прекрасно», а затем змея выстреливает из её «киски» и влетает прямо мне в глотку так далеко, что я чувствую, как она извивается у меня в животе.

После этого я думала, что проснулась, но я знаю, что, должно быть, всё ещё видела сон, потому что темнота в комнате действительно была зернистая, и она на самом деле двигалась, и я слышала эти слова или, по крайней мере, думала, что слышала, потому что они действительно звучали низким голосом, и слова также двигались, как темнота. Эти слова — тарабарщина — звучали примерно так: «Шуб неб хыр'ик эб хир'к. Огтрод аи'ф геб'л, ее'х Йог-Сотот», снова и снова, в течение многих часов, и я уверена, что эту тарабарщину произносил голос Кеззи.

Я проснулась от звука самого высокого крика, который я когда-либо слышала, и начала кричать сама, как и Мерси и Ханна, а затем включился свет. Я думала, моё сердце вот-вот разорвётся, но потом я посмотрела с высоты своей верхней койки и увидела Зенаса — поправка, грёбаного Зенаса — стоящего там в своём костюме горничной.

— Ты мудак! — крикнула я.

Никто не кричал; это был этот придурок с грёбаным свистком судьи.

— Восстало солнце, девочки! — прокричал он. — Поднимайте свои вялые задницы!

Я посмотрела на часы на столе и увидела, что сейчас шесть утра. Зенас бросил эти смехотворно-сладко-розовые спортивные костюмы для тренировок на каждую из наших коек.

— У вас пять минут, чтобы быть снаружи! — затем он ушёл.

— Вот ублюдок, — пробормотала я.

Я спустилась вниз и увидела, что Ханна всё ещё дрожит от шока от этого свистка, а Мерси — маленькая глупышка — действительно плакала.

— Почему он это сделал? — рыдала она.

— Потому что он вонючий хуй в костюме горничной, а у нас ещё целая неделя заданий, — сказала я ей.

— Пять минут, сказал он? — у Ханны разболелся живот. — У нас даже нет времени принять душ!

— Время не имело бы значения, если бы мы даже захотели это сделать, потому что душ — поправка, грёбаный душ — сломан.

Я сняла ночную рубашку, собиралась натянуть тренировочные штаны, но подумала:

«Святое дерьмо», — затем приложила их к лицу и принюхалась.

— Эти штаны воняют!

Мерси тоже принюхалась… потом снова заплакала.