Мы еще встретимся с тобой

— Филип, когда я была ребенком, отец взял меня с собой охотиться на уток. Мне это совершенно не понравилось. Было рано, холодно, шел дождь, и я думала только о том, как хорошо было бы остаться дома в постели. Но в то утро я узнала нечто очень важное — как работает приманка. Видите ли, вы, как и все остальные, считаете, что я убила Гэри в приступе безумия. Не отрицайте, не надо. Я слышала, как вы говорили отцу, что у вас практически нет надежды добиться оправдания, даже если вы предположите, что это сделала Анна-Мария Скалли. Вы сказали, что мой случай отлично подходит под статью «Спровоцированное убийство, совершенное в приступе ярости», потому что присяжные наверняка поверят, что я убила Гэри в приступе гнева. Но вы также говорили, что я вполне могу получить срок по статье «Преднамеренное убийство» и будет лучше, если я признаю себя виновной. По вашим словам, необходимо было только согласие обвинения. Вы ведь обсуждали это с отцом, верно?

— Да, — признался Мэтьюз.

— Так что если я и в самом деле убила Гэри, то мне очень повезло, и я легко отделалась. И если правы вы и все остальные, в том числе мои родители, то после этого заявления мне абсолютно ничего не грозит. Если вы не верите, что в тот вечер в доме был кто-то еще, то не должны и предполагать, что мне грозит опасность. Я не ошибаюсь?

— Да, все так, — неохотно согласился адвокат.

— Тогда обо мне нечего беспокоиться. Но если же права все-таки я и своим заявлением напугала убийцу, то это может стоить мне жизни. Хотите — верьте, хотите — нет, но я буду этому только рада. Потому что если меня найдут убитой, то начнется расследование, но уже без предвзятой уверенности в том, что именно я убила мужа.

Филип Мэтьюз промолчал.

— Я правильно рассуждаю, Филип? — почти бодро спросила Молли. — Если я погибну, то, возможно, кто-нибудь по-настоящему займется расследованием и выяснит, кто же на самом деле убил Гэри.

4

Глядя из окна своего офиса на Рокфеллеровский центр, Фрэн подумала о том, как хорошо снова вернуться в Нью-Йорк. Мрачное снежное утро превратилось в холодный серый день, но все равно было хорошо, ей нравилось смотреть на ярко одетых фигуристов на льду. Кто-то катался ловко и грациозно, кто-то с трудом удерживал равновесие. Специфическое сочетание мастеров и неумех. Переведя взгляд с катка на магазин «Сакса» на Пятой авеню, она смотрела, как его огни оживляют мартовскую серость.

В пять часов распахнулись двери контор, людской поток хлынул на улицу. В конце дня ньюйоркцы, как и все остальные люди, торопились по домам.

Фрэн решила, что тоже готова отправиться домой, и протянула руку за пиджаком. День был длинным, но он еще не кончился. Ей предстояло появиться в вечерних новостях с отчетом об освобождении Молли Лэш. А потом она сможет уйти домой. Она успела полюбить свою квартирку в доме на углу Второй авеню и Пятьдесят шестой улицы, откуда открывался вид на небоскребы с одной стороны и на Ист-ривер с другой. Правда, возвращение к неразобранным коробкам и пакетам, которые рано или поздно придется разбирать, ее совершенно не прельщало.

А вот в офисе у нее все в порядке. Эта мысль утешила Фрэн. Книги были распакованы и расставлены на полках возле стола. До них было удобно дотянуться. Зеленые растения оживляли монотонность стандартной мебели. Неброские бежевые стены стали отличным фоном для ярких репродукций картин импрессионистов.

Когда утром они вернулись в офис вместе с Эдом Эхерном, Фрэн заглянула к Гасу.

— Я собираюсь выждать пару недель, а потом постараюсь устроить встречу с Молли, — объяснила она, обсудив с ним неожиданное заявление, которое Молли сделала для прессы.

Гас яростно жевал никотиновую жвачку, которая совершенно не помогала ему в его личной борьбе с курением.

— Каковы шансы на то, что она будет с тобой откровенна? — поинтересовался он.

— Не знаю. Я стояла в стороне, когда Молли делала заявление, но уверена, что она меня заметила. Не знаю, узнала она меня или нет. Хотелось бы, чтобы Молли с нами сотрудничала. Иначе мне придется работать без нее.

— Что ты думаешь о ее заявлении?

— По-человечески Молли была очень убедительна, когда предположила, что в тот вечер в доме был кто-то еще. Но я уверена, что она просто бодрится, — ответила Фрэн. — Разумеется, найдутся те, кто ей поверит. Вполне вероятно, что ей необходимо заронить сомнение. Будет ли Молли говорить со мной об убийстве мужа? Не знаю.

Но на это можно надеяться, решила Фрэн, вспоминая разговор с Гасом по дороге в гримерную.

Гримерша Кара повязала ей накидку вокруг шеи. Беттс, парикмахерша, округлила глаза.

— Ты что, спала в лыжной шапочке?

Фрэн весело улыбнулась.

— Нет, я надела ее только утром. Вам обеим придется совершить чудо.

Пока Кара накладывала тональный крем, Беттс включила щипцы для волос, а Фрэн закрыла глаза и принялась сочинять начало репортажа. «Сегодня в 7. 30 утра распахнулись двери тюрьмы „Ниантик“, и Молли Карпентер Лэш вышла к прессе, чтобы сделать неожиданное заявление».

Кара и Беттс работали с потрясающей скоростью, и через несколько минут Фрэн была готова предстать перед камерой.