Мы будем любить всегда

Так и есть! Шереметьева можно было отлично разглядеть сквозь открытые шестигранные двери, которые, видимо, так всю ночь и не закрывались. Склонившись над мониторами, штурман Андрей старательно работал и что-то все время записывал в толстенную тетрадь с немного пожелтевшими страницами.

С ручкой он обращался так ловко, что Эмма еще больше зауважала его, понаблюдав, как быстро и складно ложатся на бумагу буковки-закорючки.

– Выспалась? – не поднимая головы, уточнил Шереметьев. – Теперь за работу. Садись рядом. Федор сказал, что на Второй станции будет находиться его друг, штурман Григорий. Он наладит нам связь со Второй станцией, но надо подождать, пока его крейсер приземлится. В данный момент он находится вот тут.

Шереметьев ткнул пальцем в один из мониторов, где развернулась обширная карта космоса. Монитор послушно изменил картинку и выдал местонахождение крейсера.

– Таким образом, у нас есть несколько часов, чтобы все подготовить. Как я понял, ты лучше, чем твой друг, разбираешься в программах. Потому садись и работай. После слетаем, и я покажу вам размеры Первой станции.

– Ладно, – пожала плечами Эмма и опустилась в ближайшее кресло.

3

С работой справились ближе к вечеру. Было выпито огромное количество кофе, сгрызено множество сухариков, а когда Эмма блаженно откинулась на спинку кресла и сложила пальцы в замок, Даниэль тут же предложил пообедать.

– Раз мы все сделали, тогда давайте поедим суп. У меня готов замечательный суп с зайчатиной. То, что надо сейчас, – заявил он и довольно улыбнулся.

Ник практически не участвовал в работе. Он сказал, что лучше понаблюдает.

– Программным обеспечением на нашем крейсере занимались Настоящие деревья, – пояснил он. – Я в этом мало что понимаю.

– Никогда не доверяй никому то, что можешь сделать сам, – ворчливо принялся поучать его Шереметьев. – Ваши так называемые Настоящие деревья могут подвести, и что тогда ты будешь делать?

– Долго рассказывать, – уклонился от ответа Ник.

Впрочем, времени для праздных рассуждений не было, работали втроем и быстро: Шереметьев, Эмма и Даниэль.

И когда все три станции – Первая на острове Саб, Вторая на острове Нелегальном и Третья в космосе – оказались объединенными в один боевой организм, поражавший своей мощью, Шереметьев довольно хлопнул в ладоши и наконец позволил себе улыбнуться.

– С тобой, девочка, работать – одно удовольствие. Редко где встретишь в нынешние времена таких толковых ребят. Значит, Мартин справился со своей задачей, мои программы сработали.

– Это не только я, это мы все, – возразила Эмма.

– Я понял. Мы их сделаем. – Последнее предложение Шереметьев произнес чуть тише и так мрачно сверкнул глазами, что стало ясно, как сильно он ненавидел роботов.

За обедом Ник разговорился.

– Станция, на которой детей обучают самым современным программам, – это хороший выход. Отличная идея, – рассуждал он. – На моей планете не осталось людей, способных писать программы. После большой войны, которую мы назвали Железной, у нас осталось очень мало людей. Они утратили все знания, которые у них были раньше, и они разучились делать роботов. Моя планета полна роботов, которыми мы не умеем управлять.

– Точно так же, как и у нас, – кивнул в ответ Шереметьев.

– Только у вас еще остались люди, способные менять роботов. У нас таких уже нет. Нам не доверяют знания.

– Нам бы тоже не доверили. Мы умудрились их сохранить, вот в чем фишка. Вот что осталось на станции «Млечный путь», – дети, владеющие знаниями.

– Нас всех могли убить, – устало напомнила Эмма.

– Мы уже говорили об этом. Не стоит вспоминать старую детскую травму. Вы выжили потому, что должны были выжить, – обрубил Шереметьев. При этом он не улыбался.

– Жестоко. – Эмма покачала головой.

– Мир вообще стал очень жесток к людям, если ты не заметила, девочка. Никто вас не станет гладить по головке. Людей в этом мире принято уничтожать. И то, что вы выжили, получили образование и смогли хоть что-то противопоставить проклятым синтетикам, – это заслуга ваших мозгов.

– Не только. Мы не только умеем думать. Мы еще умеем любить. Благодаря этому мы смогли преодолеть действие вируса.

– Да, любовь, я помню. От нее никуда не денешься. Запрещенная эмоция. Сейчас некому запрещать, роботы об этом не думают, а оставшиеся в живых люди не умеют думать самостоятельно. За них думают чипы в головах.

– Никто нам теперь не запретит любить друг друга, – ответила ему Эмма.

– Невозможно запретить любить, – добавил Ник.

– Возможно. Все возможно. Ты еще молодой, хотя, судя по всему, повидал немало. Но согласись, что я больше тебя знаю, – медленно и наставительно сказал Шереметьев. – Мне довелось через многое пройти. Все мои друзья, все, кого я знал, – все мертвы. Жена погибла, сына я потерял. Потом потерял команду, с которой работал на Второй станции. Тогда я подумал, что любить кого-то и привязываться к кому-то – это слишком тяжело.

– А жить без любимых еще тяжелее. – Эмма сказала это совсем тихо и вздохнула.

Подумала о Коле и ощутила боль, ставшую уже привычной.