Читаем МЫ полностью

Зимою он неподражаем.Но почему-то мы всегдаГораздо чаще провожаем,Чем вновь встречаем, поезда.Знать, так положено навеки:Иным — притворствовать,А мне —Тереть платком сухие векиИ слезно думать о родне.Смотреть в навес вокзальной крышиИ, позабывшись, не расслышатьГлухую просьбу: напиши…Здесь все кончается прощаньем:Фраз недосказанных оскал,Составов змейных содроганьеИ пассажирская тоска.Здесь постороннему —   лишь скука,Звонки да глаз чужих ожог.Здесь слово старое — «разлука»Звучит до странности свежо.Здесь каждый взгляд предельно ясенИ все ж по-своему глубок.Здесь на последнем самом часеЦелуют юношей в висок.А пожилых целуют в проседь(Гласит мораль житейских уз),Поцеловать   здесь значит: сброситьВоспоминаний тяжкий груз.2А я, нагрузив чемоданы,Как будто сердце опростав,Вдруг узнаю,Что прибыл раноИ что не подан мой состав,И вотХоди вдоль длинных скосовВокзальных лестниц   и сумейЗабыть, что нет русоволосойПоследней девушки твоей.И пусть она по телефонуС тобой простилась утром.Пусть.Ты ходишь долго по перрону,В словах нащупывая грусть.На слух, по памяти слагаешьПрощальный стих… И вот опятьТы с болью губы отрываешьОт губ,Которых не видать…Но лучше —В сутолоке, в гонеС мотива сбившихся колесЗабыть, закутавшись, в вагонеВесенний цвет ее волос.Ловить мелодию на памятьИ, перепутав имена,Смотреть заснувшими глазамиВ расщеп вагонного окна.3Когда прощаются, заметьте,Отводят в сторону глаза.Вот так и с нами было.ВетерВрывался в вечер, как гроза.Он нас заметил у калиткиИ, обомлев на миг, повис,Когда как будто по ошибкеМы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

<p>Смерть революционера</p>В шершавом, вкривь подписанном конвертеЕму доставлен приговор, и онИскал слова, вещавшие о смерти,К которой был приговорен.Пришли исполнить тот приказ,А он еще читал,И еле-елеСкупые строчки мимо глаз,Как журавли, цепочками летели.Не так ли он при свете ночникаЧитал мальчишкой страшные романы,Где смерть восторженно прытка,Как разговор, услышанный с экрана.Он не дошел еще до запятой,А почему-то взоры соскользалиСо строчки той, до крайности крутой.В которой смерть его определяли.Как можно мыслью вдаль не унестись,Когда глаза, цепляяся за жизнь,Встречают только вскинутое дуло.Но он решил, что это пустяки,И, будто позабыв уже о смерти,Не дочитав томительной строки,Полюбовался краской на конвертеИ, встав во весь огромный рост,Прошел, где сосны тихо дремлют.В ту ночь он не увидел звезд:Они не проникали в землю.

1938

<p>«Здесь все не так…»</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии