Читаем Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.) полностью

– Ветер слышно, да не видно. И хочешь увидеть глазами, но никак; хочешь схватить руками, но не поймать. Не все ли это пустое носится по воздуху? Как можно всерьез рассуждать о том, что не имеет формы, и что лишь в пустых словах? К тому же и вы – дети вдовы. И как вам, детям вдовы, не стыдно обсуждать вдовьи дела? А ну-ка, подождите немножко. Есть у меня кое-что показать вам.

Мать достала откуда-то из складок одежды медную монету и спросила:

– Есть ли у этой монеты ребристые края?

– Нет.

– А видны ли на ней надписи?

– Нет, не видны.

И, заплакав, мать начала свой рассказ:

– Это – живое свидетельство того, как ваша мать преодолела смерть. Десять лет я держала эту монету в своих руках, трогала ее, да так, что на ней все надписи истерлись. Считается, что жизненная сила человека заключена в темном и светлом началах инь и ян. Телесное желание происходит из жизненной силы, а тоска зарождается в одиночестве. Чувства боли и грусти как бы настаиваются на тоске о ком-либо. Вдова одна в своем одиночестве, нет предела ее боли и тоске.

Но иногда в ней просыпается жизненная сила, и разве не может и у вдовы появиться желание любви? В мерцающем пламени масляной лампы нависают мрачные тени. И эта мука одиноких ночей. Звук капель воды, стекающей с крыши, или яркий свет ночной луны, проникающий в окно. Слетает ли лист павлонии во дворе, или прокричит в небе одинокий гусь. Все еще не слышно пения петуха. Молоденькая служанка сладко похрапывает за стеной, а ты одна не можешь уснуть, и некому высказать душевную боль! И всякий раз, когда мне было плохо, я доставала эту монету и начинала катать ее по полу. Потом принималась искать ее ощупью по всей комнате, в надежде наткнуться на препятствие, которое остановило ее качение. А, найдя монету, снова начинала катать ее, и так пять-шесть раз подряд, пока не приходил рассвет. На протяжении десяти лет число катаний монеты становилось все меньше, а после десяти лет я катала ее всего один раз в пять или даже десять дней. К тому времени пылкость моя охладела, больше уже не надо было катать монетку по ночам, но я аккуратно завернула ее, чтобы сохранить. Так незаметно прошло больше двадцати лет. Теперь я бережно храню ее, потому что не могу забыть чувства благодарности к этой монетке, а еще для того, чтобы иногда, достав ее, поразмышлять над жизнью.

Под конец рассказа мать и сыновья, обнявшись, долго не могли успокоиться от слез. Если бы услышал этот рассказ благородный муж, наверняка сказал бы: «Именно такую называют верной женой, и нечего больше добавить!»

Да! Воистину жаль! Несмотря на подобную непростую верность мужу и чистое поведение этой женщины, ее достоинства не были известны другим в ее время, а последующие поколения утратили ее имя, но по какой причине?! Скорее всего, потому, что верность вдов была для всей страны обычным делом, и если женщина не погибала из-за верности, то и жизнь ее оставалась никому не известной.

* * *

Случилось это в один из дней года быка[39], на следующий год после того, как меня назначили на службу в селение Аный[40]. Ночь приближалась к концу. Я лежал в полудреме, когда со стороны канцелярии местного начальника до меня донеслись голоса нескольких человек, шепотом обсуждавших что-то и с сожалением вздыхавших время от времени. Дело, наверное, было очень срочное, но они, очевидно, боясь меня разбудить, говорили вполголоса.

Я спросил громким голосом:

– Петух уже пропел?

– Уже три-четыре раза, как пропел.

– Что там снаружи происходит, случилось что?

– Да вот, племянницу мелкого канцеляриста Пак Санхе выдали замуж в Хамъян, но вскоре она овдовела. Племянница совершила трехлетний траур по покойному мужу, а после решила принять яд и сейчас при смерти. Пришло срочное известие с просьбой скорее навесить ее, но Санхе на дежурстве и не осмеливается поехать.

Тогда я приказал ему отправиться в путь. В тот же день вечером я спросил:

– Выжила вдова из Хамъяна?

– Говорят, уже умерла.

– Ах, – вздохнул я. – Верная жена, эта женщина!

Затем я созвал чиновников из селения и спросил:

– Говорят, в Хамъяне появилась преданная жена.

Ведь она родом из Аный. Сколько ей лет? За кого она вышла замуж в Хамъяне? Как вела себя в детстве? Кто-кто из вас знает ее?

Несколько чиновников отвечали с печалью:

– Она дочь Пака, потомственного чиновника нашего селения. Звали его Саниль. У него всего одна дочь, после рождения которой он через некоторое время умер. Мать умерла еще раньше. С детства ее воспитывали дед с бабкой, и росла она почтительной дочерью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Железной империи
История Железной империи

В книге впервые публикуется русский перевод маньчжурского варианта династийной хроники «Ляо ши» — «Дайляо гуруни судури» — результат многолетней работы специальной комиссии при дворе последнего государя монгольской династии Юань Тогон-Темура. «История Великой империи Ляо» — фундаментальный источник по средневековой истории народов Дальнего Востока, Центральной и Средней Азии, который перевела и снабдила комментариями Л. В. Тюрюмина. Это более чем трехвековое (307 лет) жизнеописание четырнадцати киданьских ханов, начиная с «высочайшего» Тайцзу династии Великая Ляо и до последнего представителя поколения Елюй Даши династии Западная Ляо. Издание включает также историко-культурные очерки «Западные кидани» и «Краткий очерк истории изучения киданей» Г. Г. Пикова и В. Е. Ларичева. Не менее интересную часть тома составляют впервые публикуемые труды русских востоковедов XIX в. — М. Н. Суровцова и М. Д. Храповицкого, а также посвященные им биографический очерк Г. Г. Пикова. «О владычестве киданей в Средней Азии» М. Н. Суровцова — это первое в русском востоковедении монографическое исследование по истории киданей. «Записки о народе Ляо» М. Д. Храповицкого освещают основополагающие и дискуссионные вопросы ранней истории киданей.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература