Музыкантша

Проснувшись, она бросила взгляд на часы – надо же, прошло всего два часа. Она вспомнила сон. Адрес чётко отпечатался в её голове. Она встала, взяла ручку и бумагу, записала его. Съездить? Глупо ехать по адресу, продиктованному покойником во сне, но ей даже интересно. Конечно, она поедет. Она и сама так хотела, иначе бы не сказала Максу, что хочет вылететь завтра. Теперь и её камушки лишили покоя. Это Альберт внедрил в неё эту одержимость. А всё потому, что она так же безумна, как и он. Он чувствует в ней родственную душу. Он понял это с первой минуты, как увидел её. Когда она сошла с ума? Когда жила у цыган? Или когда спала с Вовочкой? Ответ напрашивается сам собой – она всегда была такой, с самого своего рождения, ещё в утробе матери. Ничего не даётся просто так, за всё нужно платить, и за талант в том числе. Она платит безумием. Хорошо, что никто не догадывается об этом. Потому что, если кто-то догадается, это будет очень печальный день… очень… только для кого? Для неё или для того, кто догадался? Анжела сидит, неподвижно уставившись в одну точку. Телефонный звонок выводит её из оцепенения, и она снимает трубку. Голос Макса звучит бодро.

– Ангел? Привет. Как ты?

– Нормально. Поспала немного.

– Умница. Проблемы твои я решил. Билет ждёт тебя в кассе в аэропорту, деньги твоему благодетелю отправил.

– Спасибо, ты меня очень выручил.

– Да не за что. Горю желанием обнять тебя и уложить в постель. Я страшно соскучился, дорогая. А ты?

– Я тоже.

– Звучит невесело.

– Прости. Вся эта история подействовала на меня удручающе.

– Ну, всё. Я жду тебя дома.

– Пока.

Анжела положила трубку и сразу же позвонила в такси. Машина пришла быстро, она спустилась вниз и назвала адрес, который сообщил ей Альберт. Она приготовилась извиниться, если шофёр вдруг скажет ей, что такого в их городе нет, но он кивнул и поехал.

Место, куда её привезли, оказалось за городом, в тихом посёлке. Домик за решётчатым забором утопал в зелени. Калитка был открыта, и Анжела вошла. Она собиралась постучаться, но дверь в дом тоже оказалась открыта. Половица под ней скрипнула, и она услышала голос:

– Глафира, ты?

– Нет. Вы меня не знаете.

– Пройдите сюда. Не встать мне.

Анжела прошла в комнату. На кровати лежал старик, обе ноги его были в гипсе. Он удивлённо уставился на Анжелу.

– Ты из поликлиники, дочка?

– Нет. Я по делу.

– Вот уж не ожидал, помилуй Господи! Какие такие дела могут быть к больному старику?

– Семейные.

– А это уже совсем никуда не годится. У меня семьи-то, почитай, уже лет сто как нет. Как Риммочка померла, так и живу бобылём. Ни деток, ни внуков…

– А где же детки?

– Не было у нас деток, поздно уже встретились с голубкой моей. Вы что-то путаете, дамочка.

– Риммочка, говорите? Это бабка моя родная…

– Бабка? – Старик глупо заморгал глазами. – Да кто вы такая, в конце концов? У Риммы сын был, а у него жена и дочь. Так страшную смерть приняли. В огне сгорели.

– Как видите, не все. Я жива и вполне здорова. А что у вас с ногами?

– Сломал. Крышу чинил у сарая, сорвался и сломал. Думал, помру. Спасибо, Глафира, соседка, спасла. Она молоко мне приносит. Нашла меня и в больницу отвезла. Теперь ухаживает, забегает. Добрая женщина. А звать-то тебя как?

– Анжела.

– Анжелка?! Господи помилуй! Как призрак из преисподней! Сейчас сердце выпрыгнет! – Старик сдавил руками грудь. – Откуда ты?

– Оттуда, куда вы нас отправили. С Риммой, женой вашей и моей бабкой, матерью моего отца. И теперь я хочу знать, куда именно.

– А мне почём знать? Это Риммы дела, она меня не посвящала. Дайте хоть умереть спокойно! А ты что, сама не знаешь?

– Знала бы – не спрашивала. Мне нужен адрес. И желательно без лишних вопросов. Я тоже умею ноги ломать.

Старик побледнел и испуганно икнул.

– Да полно, внучка! Я-то тебе что плохого сделал? Отец твой, Эдик, помочь попросил. Сказал – вопрос жизни и смерти. Я и помог. А теперь выходит, виноват… бегают все, угрожают… Зачем покойников из могил поднимаете? Не к добру это всё. А родитель твой жив? Или как? Мама?

– Или как. Умерли оба, царствие им Небесное. Давно уже.

– Не помогла хитрость, значит… Я ведь их предупреждал… живите по совести, не придётся бегать…

– Да, скверно получилось… но адрес вы мне всё-таки дайте.

– До тебя тут молодчик один был, – старик настороженно огляделся по сторонам, – дурной человек, бешеный… – Он понизил голос: – это он мне ноги сломал. Сказал, сдохнешь здесь, старый хрыч. Кто он такой, не знаю. Тоже адрес спрашивал. Я сказал, а что мне? История давняя… Где теперь Эдик? Я за его грехи отвечать не хочу. И, как собака безродная подохнуть, не имею желания. По-человечески хочется… Вот и сказал. Ты уж прости, внучка.

– Да ничего. Я не обижаюсь.

Старик вытянул руку в сторону старого буфета.

– Там возьми, в чашке без ручки. Римма перед смертью раскрылась, сообщила. Всё написать туда просила, узнать, как там и что? Да не успела… Возьми, внучка, Анжелочка… Если тебе надо.

– Спасибо. Не поминайте лихом. Я вас обидеть не хотела, так, вырвалось…

– Ничего. Не забывай меня, заходи… Какая-никакая, а родная душа…