Музыкант (СИ)

В Апрелевку я лично привез магнитную запись с резолюцией худсовета и соответствующей рекомендацией отдела министерства культуры РСФСР. Хотя по телефону, насколько я знал, его еще и заранее предупредили. И вот теперь директор завода должен был вынести вердикт, подходит ли запись по своему качеству для выпуска на грампластинке. За качество я изначально не сильно волновался, все же она была сделана на профессиональной студии. Я уже слышал, как она звучит на магнитофоне, но все же немного мандражировал – очень уж задумчивым выглядел Лев Борисович.

– По качеству у наших специалистов претензий нет, – наконец изрек Кугель. – Меня только смущает, что тираж всего 10 000. Мне кажется, пластинка будет иметь успех. Лично мне музыкальный материал понравился, а некоторые вещи, уверен, уйдут в народ. Ну ладно, раз спустили такой план – будем выполнять. А мне, признаюсь, весьма импонирует личное знакомство с вами, молодой человек. Был наслышан о вас, честно говоря, не верил, что в столь юном возрасте можно сочинять такие качественные вещи. А вот сейчас держу в руках альбом на магнитной ленте – и понимаю, что не обеднела еще талантами земля русская. Таки да…

– Спасибо, Лев Борисович, стараемся. Ну так что, когда пластинки уже появятся в продаже?

– Через месячишко, думаю, уже сможете лицезреть грампластинку на полках специализированных магазинов. Практика авторских в нашей индустрии не предусмотрена, но для вас могу отложить пяток дисков… Кстати, художник наш интересовался, что планируется на обложку? У вас есть варианты или мы, как обычно, сделаем свой?

Я молча сунул ему цветную фотографию, на которой в художественной позе, сидящими на резных деревянных стульях были изображены я, Иванов-Крамской и Каширский. Все с инструментами в руках – две гитары и флейта, причем я посередине, а мои аккомпаниаторы по бокам и чуть сзади. В лучшее фотоателье Москвы я затащил музыкантов не без труда, когда Блантер мне напомнил, что помимо диска будет еще и конверт, и каким я его себе представляю. Тогда-то и загорелся я идеей сделать совместное фото с Ивановым-Крамским и Каширским, которое могло бы в перспективе украсить лицевую сторону конверта пластинки. Тогда же мы и договорились, что в случае чего наше трио называется «НасТроение», хотя и не собирались в ближайшее время где-то с ним высовываться. У музыкантов была своя работа, на меня всерьез свалился футбол, какие уж тут концерты. Если только совсем изредка и по большой просьбе.

Фотографию размером 20 на 30 Кугель у меня изъял, записал в ежедневнике название трио, после чего мы с ним распрощались. Я пешком отправился на станцию, откуда до Москвы ходил пригородный поезд, и пока ждал прибытия поезда, мое внимание привлекла сцена, участниками которой были старушка, продававшая пирожки из плетеной корзинки, и милиционер в звании старшины.

– Петровна, я тебе сколько раз говорил, что ты занимаешься незаконной деятельностью? У тебя торговая точка не оформлена, налоги с прибыли ты не платишь…

– Мишка, да что ты ко мне пристаешь-то каждый раз?! Ну много ты налогов с моих пирожков собрал бы? Пятнадцать копеек? А у меня товару тут на десять рублей от силы, тем более не спекулянтка я какая-нибудь, а сама их пеку, всю ночь у плиты стою, чтобы к мизерной пенсии немножко заработать. Навару-то с этих пирожков с гулькин нос, было бы из-за чего шум поднимать. Ведь сам же еще десять лет назад пацаненком у меня пирожки покупал, расхваливал, это же не какие-нить черствые чебуреки из вокзальной закусочной. А теперь стал властью, давай права качать, так?!.

– Ты, Петровна, не кипятись, я выполняю положенные предписания, чтобы соблюсти закон. А ты закон нарушаешь, и потому я обязан составить протокол и оштрафовать тебя.

– Да что ж это делается, Господи! Нет креста на тебе, Мишка, видно, мало отец тебя порол, царствие ему небесное. Что ж я, думаешь, не знаю, что Васька, который вон с ведром яблок стоит, тебе шурином приходится, с него-то ни копейки не берешь…

– Ты чего несешь, Петровна?! Да я тебя за такие слова на 15 суток упеку, как за оскорбление власти!

– Ой, гляди-ка, оскорбился! Посадит он меня… Да сажай, сажай, коль совести совсем нет. А пирожки можешь коф… кониф… конфисковать, всем отделением слопаете, только смотрите, не подавитесь.

Да-а, эту шуструю бабку этот покрасневший от злости старшина сейчас точно упечет на 15 суток. Вмешаться что ли…

– Бабуль, а с чем у тебя пирожки-то?

– Ой, сынок, – вмиг заулыбалась старушка, – а ты какие любишь? С ливером два осталось по 4 копейки, и три штуки с капустой и яйцом по 5 копеек, все остальное распродала уже. Может, купишь остатки, да и пойду я? А то этот лишенец, того и гляди, в каталажку меня запрячет.

– Ну давай все, что есть, мать, – махнул я, – в поезде как раз перекушу. Надеюсь, пирожки свежие?

– Сынок, с утра свежие были, и горячие, а сейчас еще теплые малость, я их вон в фольгу завернула, чтобы медленнее остывали… На-ка, держи, я их тебе в кулек положу. А ты чего зенки вылупил? Нету у меня больше товара, все, не за что меня арестовывать.