Музыкант (СИ)

В общем, как я понял, компания подобралась та еще. Верховодил в ней 16-летний первокурсник технического училища. Будущий слесарь Бугор, которому за следующий косяк светила «малолетка», как ему доходчиво объяснили в Комиссии ПДН. У Бугра батя чалился по уголовной статье, мать пьянствовала, а два младших брата росли практически сами по себе, хотя Бугор, как выяснилось позднее, все же старался принимать какое-то участие в их воспитании, раз уж на мать надежды не было никакой. Но воспитание это было своеобразным. Для Крутикова мечтой было попасть на зону, его прельщала блатная романтика, в таком же духе он воспитывал и братьев, которые нередко увивались за старшими пацанами. Так что вырастут, похоже, такими же оболтусами, что и старший брат.

Оставались еще Витька Мухин – он же Муха, и Жека (Сява) Путин. Муха был моим одноклассником и соседом по коммуналке, тоже собирался поступать в «железку» и считался своего рода заместителем Бугра, негласным парторгом, если придерживаться коммунистической идеологии. Только тут идеология была несколько другая, приблатненная. Ну а Сява был младше меня на год, но всячески хотел казаться старше как по возрасту, так и по поведению. Наравне с нами вовсю курил папиросы и пил крымский портвейн.

Мда, похоже, ребята круче бормотухи ничего и не употребляли. Да и дымят небось таким самосадом… Я-то уже в 70-е, в «досаквояжную» эпоху курил «Мальборо», а потом отдавал предпочтение «Кэмелу», «Парламенту», а в последние годы по рекомендации врачей перешел на электронные сигареты. Курить начал примерно в этом возрасте, глядя на старших пацанов во дворе. Может быть, в этой жизни не стоит злоупотреблять вредными привычками, а лучше поберечь доставшееся мне в аренду тело?

Наконец, после того, как парни вывалили на меня ком нужной и ненужной информации, Муха заявил:

– Пацаны, у меня тут в кустах за сараями заныкана бутылка «Кофейного ликера». Может, сообразим?

«Господи, это что еще за хрень?! – думал я, с трудом влив в себя полстакана этой дурно пахнувшей сладковатой жидкости. – Вот как тут избавишься от вредных привычек, когда если не станешь пить со всеми – начнут коситься. Хоть бы закусить чего взяли. Плавленые сырки в эти годы уже вроде бы должны продавать, наверняка любимая закуска советских алкашей стоит копейки».

К тому времени я окончательно оклемался от удара током. Оказалось, что я на спор схватил свисавший с дерева после вчерашней грозы оголенный провод, и теперь Бугор должен мне рупь. Новый рупь, который вошел в силу после проведенной 1 января этого года денежной реформы.

– Бугор слово держит, – протягивая мне слегка помятую купюру, с ленцой процедил проигравший.

Вот же, мама дорогая, какой идиот этот Егор Мальцев! А если бы он на спор кошелек у старушки спер или с третьего этажа сиганул? Я, конечно, в молодости тоже немало глупостей совершал, но границы чувствовал, а этот, похоже, какой-то безбашенный.

– У меня есть мятные конфеты, зажуйте, чтобы предки не унюхали, – выудил из кармана штанины пригоршню леденцов Муха, и первый же отправил в рот желтоватую горошину.

Я тоже взял одну, более-менее чистую, и принялся перебивать неистребимый, казалось бы, запах сивушного ликера.

Тем временем вечер окончательно вступил в свои права, и было озвучено предложение разойтись по домам. Мы с Мухой двинулись вместе, раз уж жили в одном доме. Только он в коммуналке на первом этаже, а я на втором.

Дом не впечатлял. Вернее, впечатлял своей облупленной штукатуркой, покосившейся подъездной дверью, выбитыми кое-где стеклами, замененными кусками фанеры и сонмом самых разнообразных запахов, выплывающими из раскрытых окон. Во дворе шла своя жизнь. С криками носилась мелюзга, старики резались в домино за самодельным столом, бабульки на лавке под раскидистым кленом чесали языки. Короче говоря, небогатый московский дворик, каких в 60-е годы в столице навалом. В моем детстве было примерно то же самое, все-таки первые семь лет своей жизни я прожил в рыбинской коммуналке, и увиденное сразу вернуло меня мыслями в мое прошлое. Спазм сжал горло, глаза увлажнились, но я силой воли прогнал не вовремя нагрянувшую ностальгию.

– Здрасьте, Алевтина Васильевна, – крикнул Муха в сторону женщины лет сорока, развешивавшей выстиранное белье.

– А, здравствуй, Витя. Нагулялись?

– Ага, в футбол играли весь день, – не моргнув глазом, соврал Муха. – Мы завтра с Егором документы идем подавать в железнодорожное училище.

– Как же, я помню, у нас уже все приготовлено. Небось проголодались?

– Моя мамка обещала котлет пожарить к макаронам на ужин, я уже прямо чувствую запах, так что побежал. До завтра!

Муха улетел, а мама потрепала меня за вихры, нежно улыбаясь.

– Иди домой, умойся, и садись ужинать. Катя уже поела, там тебе на сковороде осталась жареная картошка. А я пока белье доразвешиваю.

Да уж, еще бы я знал, в какой квартире мы живем. Не додумался у Мухи спросить, остолоп. Ладно, сделаем вид, что нам хочется поторчать с мамой.

– Я с тобой побуду, потом вместе пойдем.