Музыкант (СИ)

– Правильно, не имеем! А потому, выходя на поле, каждый из вас должен помнить, что бьется сегодня не за себя, не за своих коллег по сборной, а за великую и многонациональную страну под названием Союз Советских Социалистических Республик!

И тут всех удивил, даже, я бы сказал, потряс Ряшенцев. Он вдруг вскочил, выпятил грудь колесом, одновременно втянув живот и, дирижируя сжатой в кулак правой рукой, затянул во весь голос:

– Союз нерушимый республик свободных…

Присутствующие, недоуменного переглядываясь, тоже поднялись, и вскоре гимн СССР голосил нестройный хор футболистов и руководящего состава сборной. Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к этой акции гротескного патриотизма. Однако к середине гимна хор явно постройнел, песня лилась громко и слаженно, аж стекла звенели и мурашки бежали куда-то по своим делам, а под занавес исполнения в залу заглянул перепуганный администратор отеля, чтобы узнать, что это здесь вообще происходит.

– Ну, Коля, ты и дал! – вытирая платком потную залысину, выдохнул Гранаткин. – Это кто же тебя надоумил?

– Дык, Валентин Александрович, само собой как-то получилось, – принялся оправдываться Ряшенцев, разведя руки в стороны.

– Само собой… Гимн, оно, конечно, дело нужное, только ложка, как говорится, хороша к обеду. Вот выиграем первенство – тогда можно будет и гимн спеть… Николай Петрович, у нас тут остался вопрос по составу на сегодняшнюю игру, вы обещали его озвучить.

– Да-да, одну секунду, – засуетился Морозов, расправляя листочек. – С позицией вратаря мы определились, сегодня в воротах играет Яшин. В защите – Пономарев, Шестернев и Данилов. Воронин помогает обороне, играет стоппера, то есть опорного полузащитника. Полузащиту и атакующую линию составят Сабо, Серебряников, Численко, Метревели, Стрельцов… и Мальцев. Вот вроде и все.

– Что ж, товарищи, уверен, что Николай Петрович с составом на сегодняшнюю игру не ошибся. Давайте, готовьтесь, встретимся вечером на стадионе.

Ессс!.. Я едва не сотворил неприличный жест с согнутой в локте рукой и сжатым кулаком, впрочем, вряд ли кто-то из современников понял бы его непристойность. Спасибо, Петрович!

– Поздравляю, – протянул мне руку хмурый Банишевский, передвигавшийся с помощью костыля. – Ты как-будто в воду глядел, с этой песней Высоцкого.

– Да уж, накаркал, получается, – сочувствующе вздохнул я. – Но ты не расстраивайся, ты уже сделал немало, чтобы сборная оказалась в полуфинале. Если возьмем медали – одна полновесная твоя.

Толик грустно улыбнулся и, махнув рукой, заковылял к себе в комнату. Ну и видок у парня, как бы чего с собой не сотворил. Хотя вроде бы всегда казался психологически устойчивым, но тут такой случай… Надо будет Яшину шепнуть, чтобы приглядывал за Банишевским, а то мало ли что – мучайся после всю жизнь угрызениями совести. Вот ведь закон подлости… Счастье одних почему-то зачастую зиждется на чьем-нибудь несчастье.

Впрочем, через пару часов я видел уже обычного Толика Банишевского, пусть и редко улыбающегося, но с целеустремленным взглядом. За ним, кстати, закрепилось прозвище Молоканин, я-то думал, что он из народности молокан. Но сам же Толя как-то расставил все по своим местам.

– Во время сборов «Нефтчи» в Кисловодске нам в одно утро не дали кислое молоко на завтрак, которое я обожаю, я за раз могу выпить целый баллон. Ну я возмутился, на что наш ветеран Толя Грязев сказал: «Смотри на этого молоканина». С тех пор и повелось за мной это прозвище. А вообще наш род идет из Западной Украины.

– Бандеровец? – хмыкнул Метревели.

– Я тебе сейчас такого бандеровца покажу, – начал закипать Банишевский.

– Ладно, ладно, успокойся, я пошутил, – примирительно выставил перед собой ладони Слава.

С каждой минутой приближалось время отъезда на «Гудисон-парк», где нам предстояло сразиться с одной из лучших команд мира. Блин, веко задергалось. Я так сильно не волновался даже накануне финального матча на Кубок европейских чемпионов. Да тут и сравнивать нечего – чемпионат мира проводится раз в четыре года, и в нем принимают участие сильнейшие сборные планеты, тогда как КЕЧ разыгрывается ежегодно, и ограничен европейским континентом. Можно, конечно, вспомнить и финал Олимпийских Игр, но переживания тех дней и вовсе канули в Лету.

– Ну что, присядем на дорожку, – сказал Морозов, сам же первый усаживаясь на стул в зале, где утром мы распевали гимн СССР.

Посидели, собираясь с духом, наконец Петрович встал, и мы следом за ним двинулись на улицу, к поджидавшему нас автобусу. Несколько толпившихся в фойе немецких болельщиков, также явно собиравшихся на стадион, увидев нас, завели свою песню, что сборная ФРГ уделает русских. И тут я услышал хорошо знакомое по книгам и фильмам выражение: «rusish schwein», которое выкрикнул один явно нетрезвый болельщик лет тридцати пяти, облаченный в футболку своей сборной.

– Чего-чего? – притормозив, повернулся в его сторону Шестернев. – Ты кого это, немчура, свиньями назвал?