Музыкант и модель

Дэвид поражал суровостью, и Люсия с удовольствием отметила это. Девушка за роялем была, несомненно, хороша. Темные, блестящие локоны падали на ее пухлые щеки и закрывали старательное, напряженное лицо с ярким бантиком сжатых губ. Люсии захотелось познакомиться с ней. Ученица, безусловно, подавала надежды, хотя технически сложные, шумные и отрывистые части давались ей лучше, чем лирические.

– Энн, вам нужно расслабиться, забыть о конкурсе, думать только о том, что вы играете, наслаждаться тем, что вы играете. Повторим с этого момента. Вот так, легче…

Люсия присмотрелась к пианистке: она, пожалуй, младше ее года на два. Неужели Энн относится к Дэвиду только как к учителю?

– Это музыка страсти, как ни странно, – сказал Дэвид, когда Энн закончила играть и вопросительно посмотрела в его сторону, – можно думать, что это музыка любования, но из любования и рождается страсть, из тишины и спокойствия, а не из грома и молнии. Гром и молния конечны, к ним нечего прибавить, а шопеновская тишина потенциальна. Она в любую минуту может разразиться страстью, Энн. Мне хотелось бы услышать это завтра от вас. Пол, прошу к роялю.

Пробираясь меж кресел, Пол вдруг замешкался. Люсии стало неудобно, оттого что она здесь. Ее мечты знать о Дэвиде все, знать его всяким показались ей сейчас верхом глупости. Что она делает в этом зале? Смущает Пола?

Бедняга Уильямсон заерзал на стуле.

– Соберитесь! Я бы при вашей склонности испытывать пальцы на скорость окунал руки в горячую воду, перед тем как выйти на сцену.

Пол поправил очки.

– Можно?

– Пожалуйста.

Он робко поднял расслабленные кисти, посмотрел на клавиатуру, будто видел ее впервые, и резко ударил по клавишам, высекая энергичную незнакомую ей мелодию. Глаза Пола намертво уперлись в одну точку над клавиатурой, а его плечи неожиданно расправились… Напряжение мелодии нарастало, и когда оно достигло своего предела, Пол на секунду замер, а потом его пальцы опять побежали по клавишам, но теперь из-под них разливалось нежное успокаивающее журчание. Люсия поймала себя на том, что с наслаждением слушает его игру. «Какой молодец!» – подумала она, когда журчание стихло и Пол поднялся со своего места.

– Еще контрастнее, ваши руки соревнуются друг с другом. Но сегодня вы слишком ускорили темп. Разве вы куда-то торопитесь? Спасибо. Все свободны до завтрашнего вечера.

Раздались редкие хлопки откидных сидений.

– Люсия! Какая неожиданность! Хотите тоже брать уроки? – Засмотревшись на Дэвида, она не заметила, как к ней подошел Стив.

– Так, проходила мимо. – Не зная, как поступить, она вышла к лестнице в сопровождении Стива.

– Да, здесь хорошие места для прогулок. Может, составите нам компанию? Глоток-другой чего-нибудь покрепче, например джина, не помешает после этакой взбучки. Правда, Энн? – обратился он к черноволосой девушке.

– Да уж. Бабушка, я останусь с ребятами. – Энн сказала это, обращаясь к высокой старухе. Похоже, девушка была в дурном настроении.

– Не забудь о том, что нужно еще отрепетировать финал, дорогая. – Величественная старушенция, оценивающе посмотрев на Люсию и Стива, исчезла за поворотом перил на нижней площадке.

Девушка безвольно проводила взглядом ее уши с висящими топазами. Стив, воспользовавшись задумчивостью Люсии, обнял ее за талию.

– Я не люблю джин! Извините! – отчеканила она, резко вырвалась и, к удивлению Энн, пошла обратно в зал.

– Твоя новая пассия, Стиви? Странная какая-то.

– Новое увлечение маэстро.

Энн состроила заинтересованную гримаску:

– По-моему, он ускоряет темп.

– Отточенная техника!

– А говорит, что его не возбуждают гром и молния, – сострила Энн.

– Для испанки она еще тихая!

Дэвид разговаривал с Полом. Увидев Люсию, Пол распрощался и, бросив ей на ходу «рад вас видеть», вышел.

– Пойдем же. – Дэвид взял ее за руку и потащил куда-то. Они быстро шли по каким-то узким коридорчикам.

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь.

Часто дыша, он остановился у одной из дверей, нашарил в кармане ключ.

– Входи.

Ей открылась небольшая, странного убранства комната: стол с компьютером, какие-то папки и коробки, вешалка с надетыми на плечики фраками, мятыми белыми рубашками, сбоку – светлая полупустая полка и мягкое кресло в углу.

– Здесь хранятся порванные мною за всю жизнь струны, Лиз запрещает мне держать их дома, считая, что это к несчастью. – Он потянулся к верхнему отделению полки. В большой деревянной коробке лежали моточки фортепианных струн.

– Ты не отличался сдержанностью.

– Сдержанность – это пережиток. Бесплодный цветок цивилизации.