Музыкант и модель

Маковски бегло просматривал партитуру, не обращая внимания на суету вокруг. Наконец наступила тишина. По первым же протяжным, заигрывающим, переливающимся звукам оркестра она узнала Рапсодию в стиле блюз Гершвина. Рояль вступил незаметно, уводя оркестр от легкой игривости в монументализм, а затем, словно посмеиваясь над остальными инструментами, неожиданно оборвав грохот камней и журчание вод, приподнял занавес над солнечной лужайкой, где еле слышны крылья мотыльков. Оркестр подражал ему, поддакивал, пытался угнаться за сменой его настроений и, поняв в конце концов, что его дурачат, что пианист с ним, в общем-то, заодно, разразился шумным канканом с петушиными криками и шествием трубадуров. Маковски веселился, как ребенок. Когда дирижер, заметив ошибку, прервал игру, он расстроился, словно ему на полном ходу поставили подножку. Повторили медленную часть, начиная с какой-то легкой, как в раннем кинематографе, темы. Дэвид развлекался за своим инструментом, музыка веселила его, он был похож более на тапера, чем на пианиста с мировым именем. Люсия поразилась его актерским способностям, умению быть легким, если того требует замысел композитора. Она не могла представить его отрабатывающим технику игры. Самые сложные пассажи давались ему легко, без усилий.

Видеть Дэвида, слышать его игру она была готова вечно. Гордость и радость сопричастности переполняли ее. Два часа прошли незаметно. Оркестранты еще оставались на своих местах, когда Дэвид, шепнув что-то дирижеру, скрылся за кулисами, и вскоре очарованная слушательница и зрительница почувствовала руку на своем плече: он звал за собой, к выходу.

Ей хотелось описать свое восхищение, засыпать Дэвида комплиментами, но подобрать нужные слова было непросто. Люсия все же попыталась выразить восторг, как только они закрыли за собой дверь зала. Маковски, ступая на цыпочках и приложив указательный палец ко рту, запретил ей пустословить, увлек разгоряченную поклонницу в сторону от лестницы, взял за руки, любуясь ее темными, влюбленными глазами. Она не выдержала и бросилась ему на шею. Было трудно поверить, что это тот самый человек целует ее макушку, виски, оголившиеся руки. Стоило кому-то приоткрыть дверь, покинуть на минуту репетиционный зал – и их тайна была бы раскрыта. Проказница и боялась, и хотела этого. Страх уступал место желанию кричать на весь мир о своей любви, огромной, необыкновенной и – во что трудно было поверить даже сейчас – взаимной.

Опасность разоблачения настигла их с другой стороны: приподняв голову с плеча Дэвида, Люсия заметила пенсне и бакенбарды, промелькнувшие за пальмовым деревом на верхней площадке лестницы. Удовольствия это ей почему-то не доставило, и она поспешила выйти с Маковски на улицу. Портье в холле не было. Видение заставило девушку вспомнить, что их отношения с Дэвидом придется скрывать. Но когда он рядом, ни о каких преградах на пути к счастью думать невозможно…

– Я вынужден оставить тебя, но обещаю, что ненадолго, – произнес он в этот самый неподходящий момент, и она с трудом сдержала желание остановить Дэвида, стиснуть его в объятиях, украсть у всех.

– Еще самую малость, я прошу тебя, пройдемся хотя бы вон до того поворота, – попросила она, совсем по-детски глядя на него сбоку.

Он опустил голову, потер лоб и двинулся, небрежно и медленно передвигая ноги, в освещенные электрической радугой сумерки. Пройдя несколько метров не поднимая глаз, Дэвид поймал ее за руку.

– Я мало говорю о своих чувствах, я вообще сегодня мало говорю. Это, конечно, несправедливо по отношению к тебе – оставлять в невесомости. Девушки предпочитают твердую почву под ногами.

– Мне не нужна почва, мне нужен ты, мне все равно, как ты ко мне относишься, но можно я буду видеть тебя хоть иногда?

Он только крепче сжал ее хрупкую руку. Ответ последовал не сразу, но было заметно, что Дэвид взволнован:

– Мы будем встречаться, моя девочка, я никуда не исчезну. Тебя пугает разлука? Разлук не стоит бояться, даже длительных. Все мы у Бога на виду. Увидимся, если тому должно быть.

– Я не смогу ждать.

– А я и не заставлю тебя… – Маковски, будто почувствовав, что после этой фразы тревога оставила Люсию и робкая улыбка тронула уголки ее рта, поднял глаза. – Я приглашаю тебя послезавтра посетить мой дом. Придут гости. Я буду играть. Самая обыкновенная вечеринка, но в твоих силах сделать ее для меня необыкновенной.

– Как? Домой? – поразилась она. Ей вспомнились измученные глаза Лиз и неодобрительные взгляды яхтсменов. – А это удобно?

Он рассмеялся:

– Почему же нет? Мы уже довольно близко знакомы. К тому же там будет немало интересных людей. Мне будет приятно видеть тебя в своем доме.

– Я хотела спросить… Твоя жена. Как она отнесется к моему появлению?