Музыкальный приворот

На Келлу, наверное, это произвело впечатление, потому что он опять замолчал. И ответил минут через пять, когда Нинка просто закидала его гневными сообщениями, показав свои обширные познания в области обсценной лексики. Иные знатоки русского языка могли бы подумать, что Нинка специально ездила по различным местам и собирала современный фольклор, — столь интересные и необычные слова и словосочетания появлялись в ее лексиконе.

«Нина, это сбои в Интернете!!!» — опасливо отвечал парень.

«Королева, не думай чего плохого!!!!!».

«Киска, я люблю только тебя, ты же знаешь! %запрещено цензурой%, только тебя!!!».

— Какие, на фиг сбои, синильное рыло? — фыркнула Журавль, и ее тонкие пальчики застучали по клавиатуре с барабанной дробью — она во второй раз решила высказать все, что думает о Келле, о его ближайших и дальних родственниках, а также о его деятельности, профессии и жизненных убеждениях.

Она не успела допечатать свою обширную мысль, как завибрировал телефон, лежавший рядом, на подушке.

— Алло? — хищно схватила его девушка.

— Королева, — донесся до нее взволнованный голос Келлы, — милая, я не знаю, откуда это появилось! Ниночка…

— Ты, не смей мне звонить, — с каким-то садистским удовольствием медленно начала девушка промывку мозгов музыканта.

— Но как же я объясню, что я невиновен? С Интернетом что-то! Послушай, это вообще какое-то левое сообщение! Я не знаю, что это, королева! — оправдывался тот в панике.

— Не знаешь, моя маленькая барабашка? — протянула девушка, следя, чтобы ее голос не повышался, — папа в любое время мог проснуться и услышать ночные разговоры или вообще увидеть включенный нетбук, о котором ему не следовало знать.

— Понятия не имею, девочка моя…

— Ты точно ни при чем? — сладким тоном произнесла Нинка. — Это случайность?

— Да! — обрадовался Келла на том конце трубки. — Я вообще, блин, в шоке, что такое произошло!

— Во всем виноват Интернет? Так ведь? — сахарность в голосе Катиной лучшей подруги повысилась еще на уровень.

— Точно! Провайдер — просто отстой. Буду менять. Ты не злишься, детка?

— Нет, я совсем не злюсь — ведь это всего лишь ошибка твоего провайдера. Мало ли глюков бывает у современной техники, да? — голос девушки стал едва ли не детским.

— Нин, я рад, что ты мне веришь, — искренне обрадовался Келла и облегченно вздохнул. — Значит, точно не злишься?

— Не-е-ет… Что ты, что ты. Я не злюсь. Я в ярости, свиное рыло!!! — прорычала Нинка, давая наконец выход своим накопившимся эмоциям. — Ах ты, гнусный урод! Холера! Нагреть меня вздумал? Я тебе что, блондинка тупая? — совершенно забыла девушка, что сама носит гордое звание блондинки. — Ты, урюк синюшный, я же тебя убью!

— Нин, ты что? — совершенно ошалел от такой реакции Келла, который только что радовался, что сумел-таки приручить эту гордую красавицу. До этой минуты он ощущал себя настоящим Петруччо из известной комедии Вильяма Шекспира «Укрощение строптивой», который сумел обуздать красавицу Катарину. Оказалось, что это ему казалось. Если дочь Баптисты за внешней резкостью и остротой скрывала трепетное женское сердце, жаждущее любви и личного счастья, то за дерзостью и грубостью дочери Виктора Андреевича явно просматривался второй слой, состоящий из хитрости и наглости.

— Что? Я, по-твоему, — коброй стала шипеть девушка в трубку, и это ее шипение было громким и рассерженным, — идиотка? Не могу правды от вранья тупого отличить? Ты кому лепишь горбатого, антилопа? — перешла она на феню.

— Малышка, я… — Келла был грубо прерван.

— Иди на хрен со своей малышкой! Какая я тебе малышка, ты, клещ безмозглый?

— Но, малышка, успокойся!

— Твои малышки на панели по ночам стоят.

— Но ведь ты…

— Я? Что я? Я не стою.

— Да это же… Я не знаю, почему так, я… — все не терял надежды барабанщик на то, что все-таки сможет оправдаться перед рассерженной фурией.

— Это ты страх потерял! Какая Дашенька? — несмотря на злость, старалась как можно тише разоряться блондинка.

— Я не знаю никакой Даши! — начал злиться и Нинкин собеседник.

— Зато много Даш тебя отлично знают! — не поверила ему девушка, чувствовавшая себя оскорбленной богиней, которой вместо положенной жертвы на алтаре оставили кочан прошлогодней капусты, изъеденной гусеницами.