Любопытство являет собой одну из самых постоянных и неизменных черт энергичного ума.
Одно из зданий в Миддл-Скотленд-Ярде официально находилось в ведении Казначейства. Но во время высоких приливов Темза постоянно затопляла его подвалы, помещения над ними не имели каминов, а потому не прельщали уайтхоллских клерков, предпочитавших трудиться в окружении какого-никакого комфорта. В результате здание это, по сути, не использовалось, хотя и находилось в самом центре наиважнейших министерств.
Однако на третьем этаже у самого верха винтящейся лестницы пряталась особая комната, которая стала главным хранилищем бумаг всех расположенных рядом министерств. Она представляла собой длинное узкое помещение, почти галерею, которая протянулась от одного конца здания до другого. Стены ее были скрыты шкафами и полками, заваленными документами, которые из года в год оседали тут, главным образом потому, что считались маловажными, и никто не знал, куда еще их девать.
И вот раз в день, а быть может, и реже, смиренные клерки из Министерства внутренних дел и Военного министерства, из Казначейства и ведомства генерального казначея карабкались вверх по узкой лестнице, неся малозначимые документы или их копии в это помещение. Содержимое некоторых полок уже вываливалось на пол, будто каждый лист молил, чтобы его прочли, или подшили, или употребили с какой-либо пользой. В целом — понапрасну, ибо помещение это, остававшееся холодным даже в солнечное июньское утро вроде этого, крайне редко навещалось кем-либо, кроме младших клерков, притаскивавших эти документы сюда. И уж конечно, оно не часто удостаивалось посещения человека настолько занятого, как Джонатан Эбси.
И все-таки он был здесь и, более того, нашел что-то привлекшее его внимание. Вытащив связку бумаг из шкафа, помеченного «ИНОСТРАННАЯ ПОЧТА», он бережно отнес ее к узкому столу под окном, где пыль, которую он потревожил в этом полузабытом помещении, теперь танцевала в лучах утреннего солнца. И лицо Джонатана, обычно угрюмое, еще хранящее синяки четырехдневной давности, словно бы отражало этот свет, пусть самую чуточку, пока он проглядывал эти бумаги и, наконец извлек одну из груды ее соседок.
— «Товарищество Тициуса», — изумленно прочитал он вслух. — «Товарищество Тициуса».
И умолк, потому что его ждал еще один сюрприз. Оказалось, что эта смиренная комнатушка в это утро привлекла не одного, а двух посетителей. В дальнем конце галереи раздались шаги. Дверь отворилась, и вошел Ричард Кроуфорд со связкой документов под мышкой. Выражение изумления, когда он обнаружил, что в помещении кто-то есть, тут же сменилось приветственной улыбкой, едва он увидел, кто это.
— Джонатан! — сказал он, все еще не отдышавшись после лестницы. — Вот уж не предполагал найти тебя тут. — Он с любопытством взглянул на лежащие перед Джонатаном бумаги, а затем на открытый шкаф. — Мне и в голову не пришло бы, что в этом унылом хранилище есть что-то, способное пробудить твой интерес.
Джонатан, с бессильной досадой уловив, что его недавняя отповедь Кроуфорду была, видимо, забыта, сказал:
— Да так, пустяки. Никакой важности. Право. — Воздух вокруг уже словно бы отравился запахом постоянных несварений кроуфордовского желудка — по этой причине, как знал Джонатан, Кроуфорд принимал патентованные порошки доктора Джеймса с такой же истовостью, с какой причащающийся выпивает вино.
Кроуфорд погладил бумаги у себя под мышкой.
— Ну-с, мне надо подшить документы. Списки поставок, копии отчетов милиции, которые мне прислало Артиллерийское управление. — Кроуфорд наклонял мучнисто-белое лицо над плечом Джонатана, стараясь разобрать, чем он занят. — Что ты читаешь?
Джонатан заколебался и притянул листы чуть ближе к себе. Кроуфорд был единственным из его коллег, объявлявшим себя другом Джонатана. Пожалуй, во избежание лишних неприятностей лучше будет не задевать обидчивого коротышку-шотландца.
— В Лондоне обосновалась компания французских астрономов, — в конце концов сказал он, — которые ведут переписку с астрономическими академиями по всей Европе.
— Астрономы? — Улыбка на лице Кроуфорда сменилась хмуростью. Джонатан, несколько озадаченный внезапной переменой в настроении Кроуфорда, быстро продолжал:
— Вот-вот. Они называют себя Товариществом Тициуса.
Несколько секунд, пока шотландец сморщивал мучнистое лицо в еще большую хмурость, тишину в комнате нарушало только воркование голубей на карнизе за окном. Затем Кроуфорд сказал:
— Послушай моего совета, Джонатан. Не имей никакого, ну ни малейшего дела с этими людьми.
Сердце Джонатана забилось чаще.
— Что, собственно, это значит?
Кроуфорд наклонился ближе.
— Повторяю: не связывайся с ними. Говорю тебе это конфиденциально, как другу.
— Но почему? — не отступал Джонатан.
Кроуфорд оглянулся — так, будто опасался, не подслушивают ли его.