Музыка как судьба

забившихся под Евангелие Толстых за ногу худую, об камни бородой!» ' ит. п.), своим подлинным хозяевам Мский служил с собачьей преданностью, купленный безграничной лестью, тешившей большое и раздраженное самолюбие. Вот механизм его славы, жизни и самой смерти — фальшивой, декорированной. Причина равнодушия народа к безмерно, болезненно честолюбивой (заполненной этим) поэзии Маяковского, Ахматовой и др. - в чуждости народного сознания, живущего «миром», общно, подобным индивидуалистическим категориям. В Религии личное, индивидуальное выявлялось лишь в смерти за свои убеждения, за веру, и это глубоко проникло в народ. <...> Жжх Что было бы с Пушкиным, проживи он еще? (Чичиков — странная фамилия, простая, но, кажется, невстречающаяся?) Куда шел Пушкин? Можно ли сказать, угадать? Думается — можно, разумеется, в общем определении. Он шел туда же, куда шел и Гоголь. Судя по последним стихам поэта, его путь, в общем-то, обозначился. И не случайно Пушкин и Гоголь вместе с Жуковским, молодым Хомяковым встречались у Смирновой (фрейлины). Кажется так, если я что-либо не путаю. Круг вопросов, который обсуждался там, включал и глубокие беседы на религиозные темы. Духовная жизнь времени, а ее-то и аккумулируют гении, шла в высоту, тогда как в меркантильной жизни обозначался приход Чичикова. (Мысль, кажется, верна — слова не найдены.) 12 апреля 1987 г. Жжх Ни один композитор в истории не насаждался так, как насаждался при жизни Шостакович. Вся мощь государственной пропаганды была направлена на то, чтобы объявить этого композитора величайшим музыкантом всех времен и народов. Надо сказать, что и музыкальная среда охотно поддерживала эту легенду. Он был, в полном смысле слова, государственным композитором, откликавшимся на все важные события общественной и политической жизни не только своими бесчисленными статьями, но и бесконечными сочинениями: от симфоний, ораторий до танцев, песен, песенок и т. д. И, несмотря на это насаждение государственным и «квадратно-гнездовым» способом, народным художником он так и не стал ни в своих ремесленных поделках, ни в своих музыкально-философских концепциях, хотя, при всем при том, по отборе от него останется много хорошей, а иногда и прекрасной музыки. Но народность, в том смысле, в каком ее понимали Глинка, Мусоргский, Бородин, Чайковский, Рахманинов, — это какое-то другое дело. Какая-то особая (высшая, м. 6.) форма искусства. «Способность быть народным — это особый талант и очень редкий». Белинский’. 290

Жжх Советскую музыку последнего времени не упрекнешь в мелкотемье. Наоборот, все как на подбор берутся за величайшие темы. Подумать только, у нас написаны и «Петр Первый», и «Фауст», и «Мертвые души», и «Анна Каренина», и даже «Сотворение мира». Все воплощено в музыке нашими композиторами. То, на что понадобились литературе и драме — века, наша доблестная советская музыка сумела состряпать за какие-нибудь 20—25 лет. Нам есть чем гордиться! Есть! Есть, черт побери, чем гордиться! Жжх Любопытная уловка современных деятелей искусства и культуры (из породы Растиньяков). Писатель (Набоков в заметках о Гоголе” ), находящийся под влиянием теорий Фрейда, фрейдизма, изо, всех сил иронизирует над фрейдистами, показывая свою якобы духовную самостоятельность, которой — нет! Другой (композитор), отьявленный делец и пройдоха, пишет о том, что к искусству надо подходить с чистыми руками и в «белых» или «белоснежных одеждах». Третий (популярный поэт)... Много случаев — вспомнить их. Жжх Идет перестройка, больше всех шумят о ней все те же и оне же: поэты-куплетисты Евт, Вознесенский, смертельно всем надоевшие, десятки лет треплющиеся по любому поводу, не могущие найти ни единого свежего слова. Каждое их слово уже по десятку раз продано [деньги давно получены]. В руководстве Союзов (творческих), в т. ч. и в ССК, нужны свежие люди. Нам нужны свежие мысли. В нашей печати нет ничего, невозможно читать какое десятилетие подряд бездарные разглагольствования Ген и Корева — людей, имеющих к музыке чисто формальное отношение, но не творческое. Эти люди без всяких творческих принципов бесконтрольно владеют журналами, вроде Ин. Попова. Хренников — изработался, он не имеет свежего взгляда ни на музыку, ни на жизнь, им руководят другие люди, люди совсем не из ЦК партии, а со стороны. Люди, которые не только обделывают свои делишки и живут безбедно, а люди, направляющие искусство на пагубный путь. Дурному, эклектичному, заемному создан режим наибольшего благоприятствования, «подражателей лелеют, самостоятельных топят». Метаморфоза жизни Дети тех, кто сжил со свету Мих Булгакова, теперь ставят Булгакова, пишут о Булгакове, хвалят Булгакова, говорят «наш Булгаков!», «великий Булгаков» и т. д. Ставят Булгакова, причем ставят на свой лад, переделывая Булгакова, перелицовывая его, меняя смысл его книг на противоположный. 291