Мужей много не бывает

Я смотрю на Филипа, который мирно спит рядом со мной. Он запутался в белом хлопковом одеяле и закопался сразу в три подушки — и выглядит почти как ребенок. Он спит как убитый. Вчера он был в Швейцарии, встречался с клиентом. Его обратный рейс задержали, а такси, выехав из аэропорта, застряло в пробке, так что мы оказались дома примерно в одно и то же время. Как и Амели, Филип удивился, что я так резко свернула мой выход в свет, и спросил, что случилось.

Я ответила ему, что меня просто переполнило желание оказаться рядом с моим мужем и подальше от этого паба, утопающего в сигаретном дыму и запахе алкоголя и полного толстых неряшливых женщин. Я хотела поскорее вернуться в наш чистый, красивый дом, фасад которого смотрит на юго-запад. Я не могла дождаться, когда обниму его и прижмусь к его груди. Филип был в восторге от такого ответа, и мы занялись любовью прямо на лестнице. На этот раз наше желание пересилило привычку к комфорту.

— Я просто хотела быть с Филипом, — искренне говорю я Амели.

Возникает пауза. Амели обдумывает сказанное мной. В отличие от Филипа Амели не купится на лесть и не отстанет, пока не получит вразумительного ответа.

— Почему? Что происходит? — спрашивает она. В ее голосе слышится всегдашняя проницательность, которую мне сейчас не хотелось бы испытать на себе.

Несмотря на то что утро выдалось ясное и теплое и в спальню через окно струится солнечный свет, я покрываюсь мурашками. Я игнорирую ее вопрос и спрашиваю сама:

— В котором часу Лаура вернулась домой? — и вдруг пугаюсь: — Она ведь вернулась домой, правда?

— Ты боишься, что она лежит мертвая где-нибудь в грязном переулке?

— Нет, я боюсь, что она переспала со Стиви Джонсом, — с неожиданной откровенностью выпаливаю я.

— Белла, что происходит? Ради всего святого, почему ты бросила ее в том пабе?

Я вся сомнение. Одиннадцать лет сурового самоконтроля борются во мне со спонтанным импульсом. Могу ли я отбросить в сторону впитавшийся в плоть и кровь жесткий кодекс и сказать правду? Я нежно прикасаюсь к лицу Филипа. Провожу пальцем от брови к подбородку. Мне есть что терять. Я могу потерять все.

Несмотря на случившийся прошлым вечером жадный, энергичный секс, я не уснула, как обычно, глубоким удовлетворенным сном, в то время как Филип выключился, едва успев дотащиться до кровати. Я попыталась читать, но строчки прыгали у меня перед глазами, злобно радуясь тому, что мне не удается отвлечься с их помощью. Я выпила стакан теплого молока, но оно тоже не помогло, оставив только странный, раздражающий привкус во рту. Так я и лежала всю ночь без сна, вспоминая прошлое, представляя будущее. Первое было тягостно, второе — смутно. Помню, что, когда я в последний раз посмотрела на часы, было 5:45. После этого я, наверное, наконец заснула. Звонок Амели вырвал меня из гнетущего сна, в котором я спасалась от преследующего меня Биг-Бена и утопала в гигантской куче собачьего дерьма.

— Амели, можно приехать к тебе? Я не хочу обсуждать это по телефону.

— Кофе уже на плите, — отвечает она, подражая моему многозначительному тону.

Амели открывает дверь. По ее виду понятно, что она не знает, что делать: обнять меня или устроить разнос прямо на пороге.

— Я полагаю, ты попала в какую-то сложную ситуацию?

— Можно и так сказать. Но сначала я хочу выпить кофе.

Амели ведет меня в кухню, где, как она и обещала и как обычно по утрам, на плите стоит кофейник. Она наливает по чашке мне и себе. Не дожидаясь приглашения, я тянусь к свежим французским рогаликам.

Я не знаю, с чего начать, поэтому решаю пока не начинать. Посмотрев в окно, я вижу играющих в саду Фрейю и Дэйви. Курточки у них наброшены прямо на пижамы, ноги обуты в кроссовки. Небрежность их наряда никоим образом не проистекает из того факта, что Амели до сих пор переживает смерть мужа, хотя постороннему наблюдателю и может так показаться. Амели, Бен и их дети, если не собирались куда-нибудь выходить и не принимали друзей, часто ходили в пижамах все выходные. Бен говорил, что это символизирует его освобождение от сурового гнета рабочей недели, — хотя на самом деле он работал дома и над его рабочей неделей не довлел рекомендуемый стиль одежды. После его ухода из жизни Амели продолжила эту богемную традицию. Меня поражает, что она умудрилась сохранить верную пропорцию, изменяя одни привычки, а другие оставляя как есть.

— Амели, что ты обо мне думаешь? — выпаливаю я. Амели смотрит на меня и, наверное, думает, что это идиотский вопрос.

— Куда ты клонишь? — настороженно спрашивает она. Она, вне всякого сомнения, права, что не стала давать разгромную оценку моим действиям и не набросилась на меня с обвинениями.

— Ну, ты хорошо разбираешься в людях. Мы знакомы друг с другом уже шесть лет и прошли вместе через хорошие, плохие и откровенно кошмарные времена… — Я сжимаю ее руку. На ее лице вспыхивает и тут же гаснет улыбка. — Ты, наверное, думаешь, что видишь меня насквозь.

— Я бы так не сказала, — тактично отвечает она. — О тебе трудно составить однозначное мнение. Ты полна сюрпризов.