Мужей много не бывает

Когда на улице начало смеркаться, мы уже ничего не могли говорить друг другу. Лишь лежали, слившись в единое целое, и наслаждались безмятежностью. Тихой, теплой и радужной, словно солнечный зайчик. Так хотелось верить, что этого у нас теперь никому не отобрать. Так хотелось верить...

Глава 13

Уникальной способностью наступать на одни и те же грабли господь меня сподобил сверх всякой меры. Сколько меня, дуру, ни учила жизнь, сколько ни подсылала ко мне вероломных изменников, чтобы развить у меня иммунитет к подобным индивидуумам, ан нет – не получается. Не смогла судьба наградить меня невосприимчивостью к лживым обещаниям, не получилось у нее вдолбить мне в голову простейшую истину: предавши раз – предаст снова. И я, развесив уши, верила, верила, верила...

Вот и с Незнамовым...

Эта, простите, тварь опять ухитрилась все испоганить. Пока я задыхалась от безудержной нежности, пока млела в его объятиях, забыв обо всем на свете, глаза мои ничего не хотели видеть, уши слышать, а сердце вещать. Но приступ чувственной лихорадки пошел на убыль, и наступило время сомнений.

Куда, интересно, он уходит дважды в неделю на три-четыре часа? Почему, когда ему звонят на мобильник, он резко сворачивает разговор, почти грубо набрасываясь на абонента? Почему так настаивает на моем затворничестве? Прошел почти месяц моего пребывания в его доме, а новостей из города N, где остался труп убитого мной Кротова, так и нет? Или меня осознанно держат в неведении?

А тут еще этот конверт...

Я не помню, зачем вышла в сад. То ли надоело сидеть в одиночестве в гулких полупустых комнатах. То ли воздуха глотнуть свежего захотелось, благо вечерние сумерки неожиданно принесли освежающую прохладу. Одним словом, я просидела в плетеном кресле на заднем дворике часа два, почти не заметив, как прошло время. Потом встала, вошла в дом с черного хода и тут обнаружила парадную дверь открытой. Точно помню, что, выходя, я ее запирала. Чтобы убедиться, что она закрыта, долго трясла за ручку, проверяя прочность запоров. И тут вдруг она оказывается приоткрытой сантиметров на десять.

– Семен! – громко позвала я, надеясь услышать в ответ его голос. – Семен!

Он не ответил. Я снова заперла дверь, и вот тут-то и обнаружился этот самый конверт. Белый бумажный прямоугольник лежал на кафельных плитках пола в холле, приковывая к себе взгляд. Я взяла его в руки, повертела из стороны в сторону. Посмотрела на свет и решительно надорвала.

– Чертовщина какая-то!

Он был пуст. Ни письма, ни записки, ни какого-либо клочка бумаги в нем не было. Пустой заклеенный конверт, адресованный Якименко Ивану Петровичу, проживающему на улице Скуратова в доме номер восемь. Дом, в котором я сейчас находилась, был под номером восемь и стоял на улице Скуратова. Но вот кто такой Якименко Иван Петрович?

Может, это прежний хозяин, который продал моему Незнамову дом и уехал. Или ошибка в адресе. Соседний по респектабельности не уступает этому, только номер его десять. Может, там этот Якименко живет? А что, если... Господи, о таком мне думать не следовало. Стоило только моим мыслям ворохнуться в этом направлении, как холод вполз в сердце и началось...

– Дура, дура, трижды дура!!! – ругала я себя, мечась по комнатам, выдвигая и задвигая полупустые ящики шкафов и тумбочек. – Они и его убили, наверное! Он тут жил, а они его убили!!! А теперь скрываются ото всех... Нет, не получается...

В общем, к моменту приезда Незнамова я была на грани безумия. Версий, оправдывающих появление пустого конверта на пороге этого дома, у меня было с десяток. Причем одна другой круче по сюжету.

– Что случилось?! – Семен даже отпрянул от неожиданности, наткнувшись на мой горящий взгляд, которым я его встретила. – За время моего отсутствия ты еще кого-нибудь успела кокнуть? Ладно, шутка, не злись.

– Это не я кокнула, а вы! Вы все!!! – Потрясая конвертом в воздухе, я силилась добавить что-нибудь еще более жесткое и хлесткое, но слова замерли в горле. Единственное, что мне еще удалось выдавить, так это жалкое «Мерзавцы!».

– Та-а-ак, что за причина? Что за письмо? Дай-ка взглянуть.

Он грубовато вырвал конверт из моих рук и долго его рассматривал. И так повернет, и эдак. Следуя моему примеру, подносил его к свету. Мне думалось, что сейчас он начнет его жевать. Но он лишь раздраженно запулил его в сторону и грязно выругался.

– Кто такой Якименко?! Сема, ответь! Это его дом?

– Да, его, – хмыкнул он мрачновато.

– Ты его убил?! – Рука моя ухватилась за горло, я желала и страшилась его объяснений. – Ты его убил?! Кто он такой?! И почему конверт пуст?!

– Ах, оставь свой трагизм, дорогая! – Семен недовольно сморщился и со всего маху рухнул в кресло. – Никого я не убивал! Хотя с философской точки зрения, может, так оно и есть...

– Кто он?!

– Да я это! Я! Понятно тебе или нет?! Якименко Иван Петрович – это я. И всю жизнь был им, сделавшись лишь на время Незнамовым Семеном! Ванька я, дорогая! Ванькой был, Ванькой и издохну!

– Не понимаю. – Как ни чудовищны были его слова, они были все же много приятнее тех, что я ожидала услышать. – Как это?