— Нет. — Он засмеялся, стаскивая красный полосатый галстук. — Здесь живет… любовь.
Она захохотала.
— Я серьезно. Это съемная квартира нашего декана. Иногда он позволяет воспользоваться ею своим лучшим… своим самым исполнительным сотрудникам.
— Ты хочешь сказать, у нашего декана есть любовницы?
— А ты не знала? Разве тебе неизвестно, откуда возникла нынешняя заместительница? А прежняя? Проанализируй, сама все поймешь.
Тамара Игнатьевна испытала настоящее потрясение. Но он не позволил ей отдаться только этому чувству.
— Сейчас мы поужинаем и поговорим, да? — Он подмигнул ей.
Она следила за его плавными движениями, видела, как уверенно он ходит по квартире — она двухкомнатная, в старом доме в центре Москвы. Она тоже прошлась, потом остановилась у окна. Звезды на кремлевских башнях рубиново горели. Они так близко и так ярко светили, что, казалось, обжигали даже сердце.
Он нравился ей — этот большой русоволосый мужчина. Не только ей, знала она. Но он пригласил сюда ее. И она пришла…
— Тебе нравится Пол Анка?
Она оглянулась и увидела, что мужчина стоит над открытым проигрывателем и вынимает из белого конверта пластинку.
— Здесь он есть? — спросила она. — Да, очень.
— Мне тоже, особенно одна вещь…
«You are my destiny…» Она чуть не задохнулась. «Ты моя судьба». Это правда? Она смотрела на него — как похож на самого певца. Такой же коротко стриженный, в очках.
— Ты не против, если мы перед ужином немного выпьем? — подошел, положил руку на плечо. Развернул к себе.
— Нет. — Она покачала головой. — Смотри, какие звезды…
— Ты о рубиновых или настоящих? — спросил, всматриваясь в ее лицо.
Она не ответила.
Он кивнул и отошел к столику, на котором стояла бутылка «Ркацители». В то время пили грузинские сухие вина.
— Возьми. — Он подал ей прозрачный бокал.
Кисловатый вкус вина пригасил привкус во рту, возникший от ощущения близкой опасности. Еще ничего не случилось, но случится. «Вот-вот, вот-вот, — колотится сердце. — Вот-вот».
Глоток — опасность смыта, можно облегченно засмеяться.
— Взгляни на это, — он обвел рукой с бокалом комнату, — на ту… дверь. — Он засмеялся. — Там — настоящее место для защиты… Понимаешь?
Она пожала плечами.
— Но я не… — смеялась молоденькая Тамара Игнатьевна.
— Ты особенная, другая. Редкая. — Он гладил пальцами ее запястье. — Если хочешь знать мое мнение, девочка в аспирантуре — пустое место. Выйдет замуж, нарожает детей, всей науке конец.
Пол Анка не унимался. Он пел о судьбе, наполняя душу сладостью, а сердце — слабостью.
Она хотела того и другого, потому что ей не хватало их в жизни…
Лежа в чужой постели, понимая, что до нее здесь побывали разные тела, все они делали одно и то же, она не пыталась уловить запах декана и его фавориток. Голос Пола Анки, шепот мужчины, обнимавшего ее, заставляли выгибаться навстречу с одним желанием — соединиться…
— Понимаешь, — говорил он утром, подливая ей кофе, — если мой парень не поступит в аспирантуру, он загремит в армию. Я обещал ему… Между прочим, он черноморец. Мы можем поехать отдохнуть к нему на родину… с тобой вдвоем, а? — Он наклонился к ней, кончиком языка прошелся по контуру губ. — Хочешь?
Она ехала домой, тогда еще в Никольское, в полупустой электричке, не замечая ничего и никого. Трезвость утра еще не наступила. Она сделает так, как хочет он…
Она сделала.
Настоящая трезвость, беспощадная и пугающая, наступила вечером, когда услышала девочку, проклинавшую ее…
Так что же? Во всем виноват Пол Анка? Его голос, вводящий в трепет от надежды на перемены, возбудил ее настолько, что она сделала то, чего никогда прежде не смогла бы.
Самое забавное, вспоминала она, через несколько дней, в деревне, которая почти влилась в их Никольское, она услышала, как босоногий мальчишка бежал по улице и распевал странные слова на эту чувственную мелодию:
— Дуста-а не-ет, дуста не-ет.
В изумлении Тамара Игнатьевна остановилась, полагая, что ослышалась. Но потом спросила:
— Мальчик, а ты про что поешь?
— Про то, чем клопов травят, — без тени сомнения ответил он.
В то время еще не все знали расхожие английские слова так, как сейчас. Теперь даже дети понимают незатейливый смысл иностранных песен.
«И не только клопов травят, — пришла в голову глупая мысль, — людей тоже».
У них с мужем в то время были не самые лучшие отношения. Он говорил ей о новом назначении, в Вятку, но она не была уверена, что поедет с ним.
Тот звонок от дипломницы все изменил, Тамара Игнатьевна сама торопила мужа уехать из Москвы, чем сильно удивила его.
Она теряла Москву, вожделенную и недоступную для многих, работу, но избавлялась от наваждения…
В доме в Никольском оставалась ее мать. Это уже потом они продали его — земля в Никольском стала золотой — и купили квартиру в Москве, на Сиреневом бульваре. Теперь там живет Полина, дочь Тамары Игнатьевны, мать Августы.