Мы вышли из Носи Комба в середине ноября, в субботу, после ночной дискотеки. Времени более чем достаточно чтобы сходить на Коморы и потом уйти в Южную Африку, прежде чем наступит сезон циклонов. Формальности были очень простые — мы просто ушли с отливом.
Я стараюсь придерживаться старой доброй традиции, до 1918 года люди передвигались по свету без паспортов и визовых ограничений и я не чувствую нужды спрашивать разрешения когда хочу остаться или покинуть страну. Много недель назад, когда моя виза закончилась, я тупо оформил выход на таможне и остался до тех пор, пока не готов был уйти. Моему матросу было всё равно, его виза закончилась семь месяцев назад. Со всеми бюрократами, чиновниками, налоговиками, юристами, таможенниками и другими служителями властей я веду себя одинаково - никогда не сражаюсь с ними, а обхожу стороной.
Похоже, это срабатывает со всеми департаментами, за исключением портовых властей.
Капитан порта, если вам изредка случается встретить его, обаятельный джентльмен с безукоризненными манерами и хорошим английским, но, к несчастью, чаще всего нам приходится общаться с его помощниками, жадными, коррумпированными и бестолковыми, которые обычно сами представляются капитаном порта. Они всегда хотят денег. В Носи Бэ трое представителей дошли до того, что за выдачу квитанции все трое требуют взятку и смеются в лицо, если говоришь, что уже заплатил этот сбор кому то другому.
На острове Мозамбик только капитан порта был как то заинтересован нашим присутствием, остальные офисы просто отмахивались от нас. Он потратил час на поиски бумаг, в конце концов оформил на бланке напечатанном для порта Накала, с датами шестидесятых годов. Естественно, пошлина пошла в его карман. За сумму в 20.917 метикал он оформил нам прохождение иммиграционного контроля, таможни, карантинной службы и портовый сбор. Учитывая, что один доллар стоил 6485 метикал, это была выгодная сделка, так как только недавно у нас случилась история с выходом из порта Морони на Коморах.
Косоглазый помощник капитана порта в Морони потребовал непомерную сумму за якорную стоянку за пределами порта. Я тянул и тянул с оплатой, а в пятницу в полдень, пока все чиновники молились в мечети, мы выскользнули из бухты. Примерно в четырёх милях от берега мой матрос изрёк, что и капитану порта приходится проигрывать. Но не стоит недооценивать арабов, когда речь заходит о поборах, они уверены, что это их право по рождению. Не успел капитан Джамала произнести своё заявление, как мы увидели в море небольшую рыбацкую моторную лодку, пробивающуюся через зыбь. Мы, к тому времени, уже поймали муссон открытого моря и летели с максимальной крейсерской скоростью. Они гнались за нами на единственном плавсредстве, которое смогли реквизировать — 12 футовой жестянке с подвесным мотором. Погоня закончилась тем, что констебль взял «Кехаар» на абордаж в истинно пиратском стиле: под полными парусами. Крики, ругань, потасовка за контроль румпеля. В конце концов проблема была решена тридцатью пятью долларами наличными. Рыбацкая лодка ушла, косоглазый помощник просидел в ней всё время съёжившись, напуганный тем, что сам и устроил. А молодой полисмен, взявший нас на абордаж, мне понравился, смелости ему не занимать. Наше счастье, что была пятница, когда мусульманам, в том числе и полицейским, запрещено применять оружие.
Прибытие в Морони было менее драматичным, но не менее запоминающимся. Коморы, это цепь вулканических островов и дым от главного вулкана Картала в ясную погоду виден за 70 миль, он поднимается на высоту более полутора миль. Все острова относительно молодые, вулканы всё ещё активны, дно уходит на глубину практически от самого пляжа. Не имея подробных карт я находил утешение в том, что по дороге туда всегда будет глубокая вода.
Подходя к Морони после заката с умирающим бризом, мы увидели сухогруз, стоящий на якоре в 200 ярдах от мола. - Смелый чёрт — подумал я — встал так близко к суше. - Приятель, померь глубину, я предпочитаю встать здесь, подальше. У меня лот старой модели — свинцовый груз в четыре фунта на прочной верёвке. Через каждую сажень завязан узелок, чтобы легче считать ночью. Когда верёвка ослабнет, начинаешь её сматывать и считать узелки по мере подъёма. Если дошёл до двойного узелка, а дна нет, значит слишком глубоко. Верёвка имеет длину 20 саженей (36 метров).
В Морони ветер был слишком слабым, чтобы рулить, но достаточным, чтобы мы дрейфовали на стоящий на якоре сухогруз. Я надеялся, что нас пронесёт мимо, но нет — глухой удар известил о нашем контакте. Я убрал парус и с помощью Джамалы мы оттолкнули Кехаар от парохода. Последний толчок длинным шестом дал нам достаточно инерции, чтобы проскользить сто ярдов и я нашёл дно на глубине 6 саженей. Вниз пошёл якорь, цепь и весь канат, что был в наличии.