Муссон Дервиш

Начальник береговой охраны в Токуяма был предельно откровенен — мне в этом городе не рады. Его английский было невозможно понять, но манеры говорили сами за себя. Он держал меня три дня на причале в изоляции, пока вёл переговоры с иммиграционной службой от моего имени. У меня не было визы, я шёл в Корею, чтобы получить её. Обойти Кюсю с севера, против течения Куросио и зимних штормов я не мог, поэтому пошёл внутренним морем. Восемь дней я пробивался против приливных течений в узких проливах, среди оживлённого судового движения и несносных рыбаков. Ночью рыбацкие суда зажигают огромное количество огней, как на рождественской ёлке. Конфигурация огней не соответствует никакому установленному коду. Рыбаки, как водители дальнобойщики, любят огни и устанавливают их столько, сколько вздумается. Понять, куда движется судно и что оно делает, совершенно невозможно. В Таиланде, Китае и Японии мне приходилось расходиться с траулерами, которые рыбачили на банках ночью совсем без огней. Самые опасные, это рыбаки одиночки в Японии. Они включают автопилот, радар и идут сортировать улов по дороге домой, когда лодка вслепую несётся в ночи со скоростью около двадцати узлов и никого за штурвалом. Если есть ветер, можно убраться с их пути, в штиль же мне случалось несколько раз чуть не попасть под них. Однажды рыбак прошёл так близко, что брызги от его носовой волны попали мне в люк, но он нас так и не заметил.

Во внутреннем море суда береговой охраны останавливали меня много раз. Некоторые были вежливы, другие грубы, но все они сходились в одном, они не хотели пускать меня в узкий пролив Каммон между Хонсью и Кюсю, который выходит в Корейский пролив. Без мотора — нет. Слишком узко, слишком сильное движение, туманы, сильные течения. Не из за меня, на меня им было наплевать. Они считали, что Кехаар представляет опасность для судоходства. Я безуспешно доказывал им, что только что прошёл через проливы Наруто и Курошима, точно такие же сложные. Нет. Они остановили меня. Теперь мне предстояло оставить лодку в Токуяма и сесть на паром до Пусана в Корее. Кост Гард Токуямы вцепился в меня. Им не нравилась эта идея и они придумывали тысячи причин. Главная была — деньги.

Нет, деньги у меня были, но в долларах а не иенах. Иммиграция согласилась выдать мне разрешение на 48 часов после того, как я куплю билет на выезд из страны. Офицер сделал неприятное замечание по поводу японского консульства в Пусане, он предположил, что я не смогу получить визу и застряну в Корее без лодки. Но прежде всего нужно было заплатить за паром в иенах, но меня не выпускали с лодки, чтобы сходить в банк поменять деньги. Они потратили два дня в спорах на эту тему. В итоге за билет заплатил Кост Гард из своего кармана, после того как я подписал документ, что возмещу расходы.

Следующей проблемой была лодка. Где её оставить? Где то поблизости, в десяти милях была марина. Сначала нас хотели отбуксировать туда, потом оказалось, погода слишком плоха для буксировки, я должен был идти туда сам. Я отказался. Мне поставили ультиматум, покинуть Японию в течении сорока восьми часов, но я не ушёл. Я не мог идти зимой не выбирая погоды. Шёл шторм, меня могло просто выбросить на берег, и что тогда? Они нашли мне место для швартовки у баржи в коммерческом порту. Хотели отбуксировать меня туда.

Нет, слишком плохая погода. Под проливным дождём и мокрым снегом я сам перешёл туда, злой, переполненный адреналином, бросил якорь и пришвартовался к барже. Кост Гард снова заявился на борт. Теперь их сомнения были в том, что со мной в Корее может что-нибудь случиться и они останутся тут с моей лодкой. Типичная японская паранойя, они считают, что за пределами Японии всё очень опасно.

Во время всей этой канители я постоянно общался с капитанами буксиров и портовых катеров. Они проходили рядом с Кехааром, когда шли к причалу Кост Гарда, и нам удавалось поболтать. Они успокаивали и подбадривали и поддерживали решение остаться. Наконец я сел на местный поезд до паромного терминала в Симоносеки.

В японском консульстве в Пусане было шумно. Я одел штормовой костюм от Имазава Сан и изображал из себя яхтсмена, путешествующего вокруг света. В плотной толпе разодетых и расфуфыренных корейских студентов, стоящих за японской визой, я был единственным чужаком и сильно выделялся. Персонал консульства были японцы, для них яхта означает деньги и хорошие связи. Мне пришлось написать три письма с объяснениями, почему я хочу поехать в Японию и мне выдали визу на следующий день.

Я успел на последний паром, проехал автостопом сто километров до Токуямы и не обнаружил Кехаар на месте. В недоумении я пошёл на пирс. Лодка исчезла, швартовы небрежно валялись на причале, конец якорного каната плавал в воде. Моё недоумение сменилось яростью. Какой то ублюдок отвязал швартовы, сбросил якорную цепь в воду и утащил мою лодку! Шесть или семь небольших танкеров вернулись в порт на выходные и встали кормой к причалу, бросив свои якоря поперёк моей якорной цепи. Только свободный конец троса плавал посреди порта.