Этьен отвел меня обратно в фойе, которое было почти безлюдным, не считая нескольких опоздавших зрителей, а затем проводил к двери, открывавшейся во внутренний дворик. Там поднимались затейливые очертания зеленых скульптур-топиариев, в нескольких шагах от нас шелестела трава. Присутствие Арьи было бесшумным, невидимым, почти неуловимым. Но она не могла незамеченной пройти через дверь. Я похлопала по юбке двумя пальцами — непосвященный наблюдатель решил бы, что я просто поправляю платье. Это был тайный знак, который означал, что я не нуждаюсь в помощи, даже если мой вид говорит об обратном.
Все будет не так, как на первом балу, — теперь я сильнее, умнее.
— Вот видите? Выходить из театра не обязательно, — сказал Этьен, закрывая дверь. — Я хотел, чтобы в нашу следующую встречу у меня под рукой было прохладное место. Как я понял, вы плохо переносите жару. Вам уже лучше?
Я снова вложила свою ладонь в его, не обращая внимания на дрожь, охватившую меня на холоде, и ощущая сквозь вышитую ткань тепло его руки. Забота Этьена вызвала у меня потрясение, которое я поспешно спрятала за веером.
— Гораздо лучше, — ответила я. — Вы правы, свежий воздух идет мне на пользу.
Его губы сложились в довольную улыбку. Несмотря на заботливость, Этьен оставался мужчиной. Как и все наши объекты, он был не лишен тщеславия.
— Вам нравится снег? — спросил он, обходя внутренний дворик по кругу. Ветерок обдувал наши лица.
— Очень. И спасибо, что включили в ваше приглашение остальных девушек. Они так рады.
— Вы, конечно, поняли, что все это ради вас. Не спорю, ваши спутницы очаровательны, однако лишь вас я мечтал увидеть. — Он неверно истолковал выражение моего лица и замер, не зная, как закончить. — Я чересчур прямолинеен?
— Да.
Он нахмурил брови:
— Скажите, что прощаете меня.
Я изогнула губы в улыбке. После нескольких месяцев практики это казалось вполне естественным — куда естественнее, чем когда я только приехала в Париж. В ночном воздухе раздался резкий вздох Этьена.
— Даже не знаю, месье Вердон. Как ни крути, честь и добродетель — главные достоинства девушки.
— Неужели меня разжаловали из Этьена в месье Вердона? Кто бы мог подумать, что простое обращение может так ранить? Мадемуазель, умоляю, примите мои извинения.
— Что ж, если вы умоляете… — Я остановилась, он ждал. — Хорошо. Ваши извинения приняты.
— Это было жестоко. — Он рассмеялся, и напряжение спало.
— Я не сдержалась. Вы были так расстроены.
— Расстроен? — переспросил Этьен. — Вы ошибаетесь. — Мое лицо пылало. — Я был в отчаянии. — Пламя в щеках жгло уже невыносимо. — Хоть вам и к лицу румянец, я вовсе не хотел вас смутить. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Как вам нравится жить у мадам де Тревиль? Вы ведь у нее уже несколько месяцев?
Как я могла описать, что значило для меня это место? Уроки фехтования, вечера, проведенные в подготовке к очередному мероприятию в бесконечной веренице балов и званых ужинов, шпага и кинжал, прижатые к моим ногам под многочисленными слоями шелка. Подруги, которые никогда не позволят мне упасть.
— Очень нравится, — ответила я.
— Рад это слышать. Я однажды проезжал мимо этого дома по делам: он кажется чересчур большим для вас четверых и мадам де Тревиль. Вам там не одиноко?
Я хотела было возразить, но передумала. Этьен не знал Анри. Возможно, я смогу использовать это в своих целях. Мадам де Тревиль говорила, что он любитель охоты. Я изобразила лучший вымученный вздох в своем репертуаре и провела свободной рукой по голому дереву.
— Есть еще ее племянник. Но у него столько дел, — нахмурившись, поведала я. — В последние несколько раз мы с ним встречались при весьма странных обстоятельствах.
Ложь лучше всего смешивать с правдой. Анри и в самом деле был очень занят в последнее время.
Этьен внимательно выслушал меня и лишь потом заговорил:
— Не могу жаловаться, что мой потенциальный соперник не проводит с вами достаточно времени, однако мне жаль, если это вас огорчает.
Я тянула паузу сколько могла, пока эти вымученные слова висели между нами в воздухе, а после покачала головой, поглядев на него сквозь ресницы.
— Вы ошибаетесь, мы с месье просто друзья. — Лицо Этьена потеплело. Ничего не сказав, он снова тронулся с места, подстраиваясь под меня, чтобы мне не приходилось делать три своих шага на один его. — Могу я задать вам вопрос?
— Почему бы и нет? Вопрос за вопрос — это ведь справедливо, — ответил он.
Облизнув губы, я припомнила инструкции мадам да Тревиль. И то, как Этьен сжал зубы, когда мы стояли у входа в театр.
— Сегодня, когда тот месье инвестор упомянул вашего отца, вы были недовольны. — Он словно окаменел. — Простите меня. Я вовсе не хотела лезть не в свое дело…