Мушкетер поневоле

— Так не воюют, князь Андрей! А почему Вас все Рюриком зовут?

— Вы же не понимаете норманского, хотя кровь норманов у вас присутствует? Что касается: «Так не воюют!», то я это уже слышал во Франции от маршала Гийома д’Отмера и кардинала Ришелье, я тогда разбил войска Испании на границе с Гасконью.

— Ришелье же — епископ?

— Все еще? Вроде подавали прошение?

— Папа еще не утвердил.

— Я так оторвался от этого в нашей Печенге! А что там еще новенького в Париже? В наш медвежий угол никто не заглядывает.

— У Людовика — новая невеста.

— Опять из Испании?

— Нет, из Англии.

— Не понял? Там же все девочки умерли, оставалась только Элизбет, но ее вроде прочили в королевы Богемии?

— Вы не в курсе?

— Нет, я убыл в Россию в 12-м году, а ранней весной тринадцатого года отбыл в Кольский уезд.

— Свадьба сорвалась, помолвка расторгнута.

— Но Элизбет на пять лет старше Луи? Если не больше.

— Мария — торопится, ее не слишком любят во Франции. А вы хорошо знаете Францию!

— Еще бы! Мария обещала меня казнить, за то, что я, якобы, сорвал помолвку короля.

— А, Вы — тот русский князь, который в Гаскони принимал посольство королевы-матери? Не помню, как его звали.

— Принц Андре де дю лэк Блён.

— Вам прочили блестящее будущее. Поговаривали, что Мария от Вас без ума!

— Настолько, что приговорила меня к смертной казни. Я покинул Францию из-за нее и ее подруги. Плюс принц Конде вел нечестную игру. Слушай, Торгерд, достань сзади что-нибудь пожевать! — я перешел на норманский.

— Одну минуту, Рюрик. Вино? Кофе?

— Кофе, и покрепче.

— А этого кормить будем?

— Не знаю, не спрашивал. Есть хотите, Густав? — спросил я короля.

— Так к королю не обращаются, и я не привык есть в таких условиях!

— Он еще не хочет.

Рядом со мной поставили поднос и закрепили его. На нем углубления и выступающие держатели, в которых крепились или стояли кружки и специальные емкости, в которых разогревалась еда. Рядом положили душистый, тоже подогретый, хлеб. Сняли крышку с копченой белой куропатки, которую слегка подогрели в духовке. Оторвали ей ножку. Я правой рукой передал себе в левую хлеб, предварительно откусив его, затем взялся за куропатку. Ну, а запах же! Рядом трое моих гвардейцев уминали все тоже самое, это — паек походный. Долго хранится, и здесь это — обычная птица. Есть еще гуси, но в большой упаковке, их на пятерых одну выдают, и их кусочки разыгрывают вслепую. Ну и рыба: соленая, копченая и вяленая. Сложнее всего с хлебом, его пекут, поэтому разогревать приходится, полевая кухня в аэросанных войсках не предусмотрена. Король крутился, вертелся, он был слегка привязан ремнями, чтобы не вылетел из носилок на поворотах и кочках.

— Послушайте, князь, это не честно! Я тоже есть хочу, а вы мне даже не предложили!

— Вам предлагали — вы отказались есть в таких условиях.

— Я не могу есть лежа!

— Можете, жевать и глотать можно и лежа, пить неудобно.

— Да у меня руки под ремнями.

— Отстегнитесь, замки справа. Под вами — свободное кресло. Носилки — складываются, щеколды снизу. Торгерд, поставь разогреться еще один паек, и помоги раненому спуститься. Пусть поест.

— Обратно его потом не засунуть будет, останавливаться придется.

— Что он говорит? — переспросил король.

— О том, что тебе потом будет не лечь обратно с раненой ногой. Так что, ешь так, сейчас он еще одно одеяло под голову подложит. А пить — он поможет.

Пока болтали и ели, успели проскочить несколько озер, и встретились с конной колонной 1-го батальона. Им еще двое-трое суток добираться до Ухты. Я остановился дать указания: что делать.

— Пленных всех передать в Кемь, как только подойдут их стрельцы. Все пушки и все оружие отдать тоже им. Со стрельцами и воеводой Костриным не лаяться. Как передадите — возвращаться домой, в Печенгу. Одну роту, первую, разворачивайте, пусть следует в Торнео. Тоже самое касается ее взвода в Ухте и вторых аэросаней. Они — в курсе.

Пожелал им удачи, меня сменили за рулем, и удалось поспать. Дорога уже накатанная, да и противник кончился, не было никакой необходимости оглядываться и осматриваться. Поэтому обедали уже в Рованиеми. А через два часа были в Торнео.