Мурманский день

— Простите, кого вы имеете в виду? Анну Андреевну Попову?

— Именно.

— Вы её знаете?

— Я её дочь.

— Шутите, — я надеваю брюки.

— Так вы ничего не знаете?

— У Ани есть дочка?

— Я её дочка. Разве ты не узнаёшь меня?

— Ничего об этом не знаю.

— Вот это Ане как раз и обидно. Через сорок пять лет ты вдруг заинтересовался моей мамой. Хотя, конечно, ничего в этом особенного нет…

— Что значит «вдруг заинтересовался»? Никто мне не сказал… я даже не предполагал…

— Она говорила, что с поляком… я забыла, как его зовут.

Чувствую, как краснеют мои уши.

— Твоя мама спасла мне жизнь, это правда. Я писал ей, но ответа не получил, кто-то проверял письма… Ты ведь знаешь, какое было время. Она сдала для меня кровь…

— Ясно, — говорит она и снимает юбку. — Но дочку ты мне всё-таки сделаешь. Маме сделал, сделай и мне.

Я чувствую острый запах пота, исходящий от этой толстухи.

— Ты ведь не откажешь мне? — она подходит к столу; на ней довольно просторные штанишки. — Выпей со мной.

Не знаю, что делать. Где Сергей? У меня нет ни телефона его, ни адреса. Почему он ничего не рассказал мне?

— Надо перекусить, — говорю я, заправляя рубашку. — Где здесь ресторан?

— Внизу.

— Приглашаю тебя.

— Не могу, — она снимает бюстгальтер.

— Почему?

— Меня туда не пустят, — а сама загораживает собой дверь.

— Почему?

— Ресторан только для гостиничных постояльцев.

— Со мной тоже не пустят? — мне очень неловко.

— Ну, я же сказала. Сделай мне ребёнка и иди. У моего ребёнка должен быть отец.

Чуть отодвинув эту толстую полярную прелестницу в сторону, я спускаюсь вниз. Ресторан небольшой, отсюда далеко разносится запах рыбы, масла и креолина. Но только я усаживаюсь за свободный столик, как официантка, не успев подойти, кричит мне: «Уходи!» Я не понимаю, в чём дело. Она подходит ближе и пытается вытолкнуть меня, совершенно не слушая моих объяснений о том, что я иностранец и живу в гостинице.

Мне не хочется скандалить, впрочем, это вряд ли помогло бы. Я жалуюсь портье, но она легкомысленно машет рукой, поднимает телефонную трубку и вполголоса произносит что-то вроде «приходи».

Через минуту появляется Сергей. Здоровается и вежливо интересуется, как мне спалось. Отвечаю правду: хорошо, мол, хотя и не знаю, как долго я спал, потому что солнце по-прежнему в самом зените и непонятно, день теперь или ночь. Потом я жалуюсь на официантку. Он коротко произносит:

— Утрясём.

Сергей шепчет что-то портье, и мы возвращаемся в ресторан, обходим длинную очередь (я только теперь замечаю её), кто-то даже кричит нам вслед — куда это мы, мол? — но мой товарищ не обращает внимания.

Садимся за столик, и та же самая официантка, которая совсем недавно выгнала меня отсюда, теперь подчеркнуто вежливо спрашивает, чего мы желаем. Сергей просит меню. Она говорит, что у них нет бумаги для меню, но и так известно, какое блюдо можно заказать.

— А что посоветуете нам вы? — Сергей поворачивается к ней.

— Ростбиф, — отвечает она, не задумываясь.

— Что ещё?

— Ничего.

— Больше ничего нет в меню?

— Завтра, вероятно, будет.

— Почему она была груба со мной? — спрашиваю у Сергея по-русски намеренно громко, чтобы услышала официантка.

— Ах, оставь, — редактор машет рукой. — Она живёт ещё в прошлом.

Здесь вспомнился мне подобный случай, который произошёл со мной в Новосибирске. Мы с моим приятелем из Вроцлава искали какую-нибудь столовую, но все были или закрыты, или с длинными очередями. В одну мы всё-таки вошли, но нас сразу же выгнали оттуда, мы даже не поняли, почему. Знающий человек посоветовал нам купить всё, что нужно, в магазине, а съесть и выпить в парке на свежем воздухе, потому что это лучше, чем в ресторане…

Нам приносят заказанное блюдо и по рюмке водки, которую мы не просили. Выпив, я смотрю на часы и спрашиваю: «Сейчас десять утра или вечера?» Солнце по-прежнему в зените.

— Утро, — отвечает Сергей, усмехаясь. — Ты здесь третий день, а я ещё ничего не написал.

— Когда мы встретимся с Аней?

— Скоро. Давай выпьем. Понимаешь, тут такое дело… Она больна.

— Тем более.

— Врачи не разрешают.

— Она в больнице?

— Она дома, но знаешь…

— Что происходит? Она совсем слаба?

Уверен, это из-за той бабы. Кто она такая? В моей жизни случались удивительные вещи, но чтобы девушка просила меня сделать ей дочку?..

— Видишь ли, Аня уже старушка… — говорит Сергей.

— Но ведь она, кажется, младше меня. Ты хорошо её знаешь?

— Мы познакомились, когда мне сообщили из Москвы, что ты приедешь.

— Надеюсь, с ней ничего опасного не случилось.

— Ну, не знаю. Расскажи, как вы познакомились? — редактор лезет в карман за блокнотом и авторучкой, и я вижу, как потрескалась кожа на его ладонях. — Итак, это было в 1943 году…

Я утвердительно киваю.

— Давай поговорим об этом в номере, там будет удобнее, — предлагаю ему, и он соглашается. — Тем более что столик нужно поскорее освободить. Глянь, какая очередь.

— Ну что, тебе понравился коктейль полярный?

На большом веснушчатом носу Сергея шелушится кожа.

— Ладно тебе, пошли, — я встаю и отодвигаю стул, а Сергей направляется к кассе.

Я рассказываю ему о той женщине, которую оставил в номере.

— Нина? Она была у тебя?