Муравей

Ну ладно, давай, – согласился я.

Серега засуетился.

Это ты, Котька, правильно решил… На что тебе одна монета… А фонарик – он для любого дела пригодится… Вот даже на даче… Летом. Захочешь ночью куда-нибудь пойти, и есть свой фонарик… Знаешь, я даже что? Я тебе еще к фонарику дам пачку жвачки и вот этот пакет… Сейчас такие пакеты – самый писк!

Мы поменялись. Я получил фонарик, пачку жвачки и полиэтиленовый пакет с женским задом в джинсах и надписью Lее.

А за это отдал медаль. Со стихами:

«…Россия вспрянет ото сна…»

Наблюдавший за нашим обменом Сережин дедушка (полковник МВД в отставке) ничего не сказал.

Он же ведь был не мой дедушка.

КОЛЕСО

Этот неразрешимый вопрос терзал меня каждое лето. «Где бы раздобыть камеру?» Настоящую. Черную. Резиновую. Как у больших мальчишек, которые на таких камерах плавали в нашем пруду. В основном у этих счастливчиков камеры были средних размеров. Примерно, как от «Жигулей». В воде камера намокала и ее черные блестящие бока восхитительно сверкали на волнах. А у одного, Димки, по кличке Шевелюра, была камера от трактора «Беларусь». Когда он с ребятами шел на пруд, то катил ее перед собой по пыльной дороге. Но мне такую большую было не нужно. Хотя бы маленькую…

В «Детском мире» такие камеры не продавались. Там были только пошло раскрашены клеенчатые надувные круги и прочие «крокодилы» для малышни. Нормальному одиннадцатилетнему парню купить такую камеру было негде.

Несколько раз мы с моим летним другом Серегой (на год старше меня) пытались накачать до таких размеров велосипедную… Но… все они нещадно лопались, едва достигнув толщины руки взрослого человека.

Конечно, если бы мои или его родители имели автомобиль или работали где-нибудь на автобазе, то заиметь (пусть даже заклеенную) камеру шанс был. Иногда мы даже просили у шоферов. Те всегда обещали и обманывали. А камеру хотелось – безумно.

И вот как-то Серега зашел за мной и таинственным тоном сказал:

Ко-о-о-тька! Я знаю, где мы раздобудем камеру!

Мы вышли на задние дворы и вдоль поля пошли на самый конец (а может, это было начало) деревни.

Иди, не останавливайся, видишь – вот там… Машина стоит…

Ну, вижу.., – настроение у меня испортилось, то, что в каждой машине есть камера, я знал и без Сереги, – и что? Она ведь – чья-то… эта машина… Кто нам даст…

Да подожди… Это же старая машина. Я давно ее заприметил. На ней никто никогда не ездит…

Ага, сейчас не ездят, а через неделю поедут… Нет, это не вариант…

Да чего ты дрейфишь… Я же вижу, что никому она не нужда…

Да все равно… Стоит-то она у чужого двора… Как мы снимем с нее камеру?

Прямо сейчас – никак. Надо разработать план.

В нерешительности мы стали прогуливаться взад и вперед, бросая хищные взгляды на стоящую в кустах машину. Это был 401-й «Москвич» салатового цвета. Тогда на таких многие еще ездили.

Если бы была запаска, то еще можно было бы попробовать… А так… Колеса же прикручены, – сказал я.

Вот ты только и делаешь, что дрейфишь, – раздраженно сказал Серега, – если бы была запаска, то любой дурак бы ее снял…

Особого забора вокруг двора не было. Но сам дом стоял в глубине сада, из которого вышла девочка лет шести.

Привет, – сказали мы.

Привет, – ответила она.

Как дела?

Нормально. Гуляю, – сказала девочка.

Мы вот тоже… У вас тут хорошая малина… Крупная, спелая… Это ваша машина? – без всякого перехода спросил Серега.

Девочка обернулась, посмотрела на «Москвич» и равнодушно сказала:

Не-а, не наша. Это машина – дяди Миши. Он сейчас в городе.

А что же он в город без машины поехал? – спросил я.

Да она у него все время ломается. День ездит, неделю чинит… Такая вот машина… Не машина, а наказанье, – добавила девочка, явно цитируя слова взрослых.

А можно нам посмотреть?

Смотрите.

Мы подошли к машине. Потрогали. Обратили внимание, что передняя часть слегка приподнята и стоит на подставке.

Тут девочку позвали ужинать.

Бежим быстро ко мне, – сказал Серега, – возьмем пассатижи, гаечный ключ и нож (его дедушка был полковник МВД в отставке).

Минут через десять мы были опять возле машины. Правда, ключи у нас были исключительно велосипедные, из набора, и мы быстро поняли, что снять ими приржавевшее колесо будет непросто. Мы его и не сняли.

А на фига нам это колесо? – спросил я.

В смысле?

Ну зачем нам оно целиком, с покрышкой, с диском? Давай камеру просто возьмем…

Да как же мы ее возьмем, если она на колесе? Да еще под покрышкой?

Ну у тебя же есть нож? Вот давай мы им покрышку и разрежем и камеру вынем!

Точно! – радостно сказал Серега, – ты – голова! Только сначала колесо надо спустить.

Выкрутили ниппель. Колесо сдулось и стало мягким.

Кряхтя, принялись резать покрышку. Ну, хотя нож был острый (Сережин дедушка – полковник МВД в оставке, вырезал им фигурки чертей из дерева), покрышка не поддавалась.

Сделав несколько порезов и настругав резины, мы опустили руки.

Камера была рядом. Но добраться до нее мы не могли.

Блин! – сказал Серега, – вот так всегда!

Я заглянул под днище машины и увидел на примятой траве какую-то ржавую изогнутую железку. Вытащил.

Смотри, похоже на ключ…

Ну-ка, дай, – Серега приладил головку к болту и повернул.