Мунсайд

– Винсент? – Кави учтиво присел рядом, пока парень, может, еще школьник, с удовольствием затягивался сигаретой и смаковал дым. У него была пестрая рубашка в стиле «Вудстока» и хиппи-коммуны восьмидесятых. Наверное, сейчас он застал именно эту эпоху.

Винсент лениво поднял бровь, глядя на демона. Кави сложил руки в замок.

– Я все решил, Кав, – бросил Винсент. – Я на хрен валю отсюда, как мама. Не хочу нести за это ответственность, детей не хочу. Лучше проживу свои лет двадцать с какой-нибудь болячкой.

Кави с готовностью кивнул, будто давно смирился с этим фактом.

– Ты – единственный ребенок в семье, – напомнил он. – Других наследников нет. Еще поколение город выдержит, но третье – едва ли.

Винс пожал плечами, затушил сигарету, и плотная струйка дыма потянулась к вентиляции.

– Не мое дело. – Даже Каспий заметил, что он это сказал чуть наигранно.

– А если скажу, что у тебя есть возможность найти себе замену, это ничего не изменит?

Винс опешил, в упор глядя на ифрита, а затем протянул тихое и даже немного робкое:

– Слушаю.

Кави медленно и открыто улыбнулся. Было в нем что-то детское.

– Тебя не смущает, что Лавстейн, точнее, Лавштайн – немецкая фамилия?

Винс сощурил глаза.

Кави скользнул взглядом по небольшому фамильному древу.

– Генри Лавстейн, вернее, Лавштайн, носил другую фамилию, будучи бастардом. Но, приехав сюда, – как сейчас помню наивного матроса с неисчерпаемой верой в сказки, еще наивного мальчишку, – всегда страдал от своего статуса. Корнелиус имел привычку долго рассуждать о том, что на этом комплексе бастарда и построен весь ваш род. Оказавшись ненужными на родине, помня о первом предке, вы мстили исконному Лавштайну, немецкому герцогу, спонсору той французской экспансии в 1604 году, куда и устроился Генрих в надежде хотя бы так доказать свою причастность к этому человеку. В итоге он стал Лавстейном, перековеркав фамилию на американский лад.

Винсент, кажется, не совсем понимал, о чем речь.

Но Каспий понимал. И если бы мог, то схватился бы за волосы.

– Кровь – основополагающая вещь, Винс, тебе ли не знать. Наш договор держится на крови, на крови Лавштайнов. И все, кто связан этими вечными узами, связаны с договором. Красная жидкость, прочнейшая нить, соединяет этот огромный мир вдоль и поперек, живет и процветает, множится, обрывается, существует перманентно и независимо от твоих знаний.

– К чему ты ведешь, Кав?

– К тому, – Кави ослепительно и счастливо улыбнулся, – что у меня всегда был запасной вариант.

Винсент медленно нагнулся и спросил:

– Где он?

А дальше воспоминания пронеслись обрывистым видеорядом. Отъезд из Мунсайда, виды Европы, какие-то адреса, судорожные поиски, фамилии Лавштайн уже давно не существовало, мужской род оборвался полвека назад, но родственник нашелся. По иронии судьбы его звали Генрихом, он жил в окрестностях Ганновера и постоянно пил.

Винс не чувствовал никакой родственной связи и мысленно злорадствовал. Некогда бастард основал свой город, обеспечил едва ли не королевский статус на поколения вперед, а герцог, отказавшись от него, нашел свою кончину среди пьянчуг-фермеров. Сложно было представить, что стало бы с Мунсайдом, попади он в грязные, засаленные руки этого «человека», который больше походил на визгливую свинку. К сожалению, Генрих являлся последним из рода, и он был старше Винса, так что свой престол уже упустил.

Но за кружкой пива он пускал скупую слезу и рассказывал о годовалом сынишке, которого бросил, о чудесной девушке Элизе, с которой как-то развлекся в Мюнхене.

* * *

Возможно, она хотела показать ему еще что-то. Их первую встречу, дальнейшее будущее, историю его отца, но Каспий отшатнулся, будто холодные мертвецкие руки превратились в раскаленное железо.

Он Лавстейн. Точнее, Лавштайн. Наследник, тернистый путь предков которого, шедший параллельно с Мунсайдом, наконец сомкнулся на нем жирным и неподъемным крестом. Он не мог в это поверить.

– Надо найти Ивейн.

Элиза чуть поджала губы, Вольфганг противно открыл рот и глубоко вздохнул.

– Все в порядке с твоей драгоценной Ивейн.

– Ее похитили, а вы даже…

– Я знаю, где она, – перебил его Вольфганг, и в этот момент в нем было что-то от образа строгого отца. Он уперся локтями в колени и склонился к Каспию. Его взгляд был суров.

– Ты же… старший! Ты должен был! – залепетал Каспий, но Вольфганг еще больше нахмурился, будто услышал что-то очень обидное.

– Я узнал только перед смертью. Уехал перед своим совершеннолетием…

– Когда узнал, что Криста беременна, – процедил Каспий, и была в этом доля злорадства. За трусость Вольфганг расплатился не только утерянной властью, но и жизнью. Но самое ужасное – упустив возможность захватить Мунсайд, передал эту возможность Каспию, к чему тот явно был не готов. – Купилась на твою ложь, размечталась о наследнике, а она оказалась правдой. Иронично.

– Прекрати, – бросил ему отец, чьи руки сжались в кулаки. В нем закипала ярость, и не только из-за того, что сын смел ему дерзить, но и оттого, что он ничего не мог ему сделать.