Читаем Мунфлит полностью

Так вот я и лежал на кровати, далекий от мыслей о сне и наблюдая за тенью от столбика балдахина на побеленной стене, которая мало-помалу смещалась в сторону, повинуясь свету плывущей по небу луны. Когда тень дошла до картинки с изображением Доброго Пастыря над каминной полкой, из комнаты тети послышался храп. Поняв, что она заснула и путь мне открыт, я все-таки выждал еще несколько минут, пока она как следует погрузится в сон, затем в чулках проскользнул тихой сапой мимо ее двери и начал спускаться вниз по ступеням. Ох, как же громко, оказывается, скрипели они и лестничная площадка в ночи! И как оглушительно стукались мои ноги и тело о предметы, которые я, хоть и вполне отчетливо видел, но от слишком большого стремления не налететь, наоборот, на них налетал. Все, однако, окончилось для меня победой. Сверху по-прежнему слышался мерный храп. Тетю поднятый мною шум не разбудил, а если бы так получилось, что разбудил, жизнь моя потекла бы по совершенно иному руслу.

Итак, я беспрепятственно достиг кухни, где положил в карман одну из самых ярко горящих свечей и огниво, а затем, крадясь вон из нее и из дома, отметил, насколько громко тикают старые часы. Я задрал голову вверх и глянул на их циферблат, освещенный луной. Стрелки показывали половину одиннадцатого.

На улице я старался держаться в тени деревьев, хотя нигде не было ни души и тишина стояла, словно в могиле. При лунном свете вообще особенно тихо. По-моему, это сама природа застывает от изумления собственной красотой. Мунфлит крепко спал, ни в одном окне не увидел я света, пока не достиг таверны «Почему бы и нет», где за красными занавесками первого этажа тускло мерцало. Получалось, что Элзевир еще не ложился. Я счел это очень странным, учитывая, в сколь ранний час последние много дней закрывалось его заведение. Мне захотелось увидеть, что происходит внутри. Я пересек улицу и осторожно приблизился к окнам, но ничего не смог разглядеть, до того они запотели. Еще удивительнее. Ведь они становились такими, только когда в таверне скапливалось много народа. Я прислушался, действительно уловил звук нескольких мужских голосов, и, судя по тихому бубнежу говоривших, люди эти не веселились, а обсуждали что-то серьезное.

Вскорости нетерпение погнало меня дальше. Я кинулся опрометью через луг к церкви, хотя, оставив у себя за спиной последний в деревне дом, начал несколько сожалеть о своей решимости. Возле церковного двора степень мужества моего еще сильнее поубавилась. В голову полезли мысли о Черной Бороде. Что, как не стерпит он человека, который здесь шарит в поисках его сокровища? Проходя через турникет, я с ужасом ожидал появления его долговязой фигуры из тени на северной стороне церкви. Вот он, взлохмаченный и оскаленный, прыгает на меня… Но двор был пуст, и ничто не препятствовало моему пути. Лишь хваченная морозом трава похрустывала у меня под ногами, когда я, переступая через могилы и огибая особенно густые тени, двигался к купе тисов на дальнем краю кладбища.

Оказавшись в подкове тисов, я увидел белевшую на их сумрачном фоне гробницу, провал у изножья которой выглядел до того непроглядно-черным, словно на землю набросили кусок черного бархата. Мне заподозрилась тут же засада, устроенная внизу покойным полковником. Я застыл в нерешительности. Стоит ли продолжать или лучше вернуться? С берега слышался мерный шорох воды о гальку. Именно воды, а не волн. Залив в эту ночь был гладок словно стекло. Уходить ни с чем я все же не захотел, однако мне требовалось время, чтобы набраться мужества. И я заключил сам с собой договор. Как только вода двадцать раз прошуршит о гальку, спускаюсь. Досчитал я, однако, лишь до семи, когда посреди лунной дорожки, протянувшейся по воде, пришвартовалось бортом к берегу судно. От суши оно отстояло примерно на расстоянии полумили, но я вполне ясно видел и черневшие в лунном свете очертания его корпуса, и мачты с опущенными парусами. У меня возник основательный повод для дальнейшей задержки. Хотелось как следует приглядеться к судну, а может, даже и догадаться, зачем оно к нам пожаловало.

Слишком маленькое для приватиров и слишком крупное для рыбаков, оно не могло быть из-за слишком низкой осадки и судном таможенников. Странным казалось и то, что корабль бросил якорь в Мунфлите. Редкостное событие даже для такой тихой лунной ночи. Пока я стоял и гадал, на носу судна полыхнуло синим. Всего на мгновение. Будто кто-то зажег орудийный запал и тут же выбросил его в воду. Похоже, контрабандисты сигналили сообщникам, которые дожидались либо на берегу, либо на море. Я вновь ощутил прилив храбрости. Синий всполох показался мне знаком, что пора действовать. А если Черная Борода и впрямь поджидает меня в подземелье, то от него все равно не спастись, сказал я себе. Он догонит меня и под землей, и наверху, как быстро ни убегай. Уняв этим доводом колотеж в своем сердце, я в последний раз огляделся и точно так же, как днем, ногами вперед, улез в черный сумрак провала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное