Коррег процветал за счёт того, что через него уже несколько лет нескончаемым потоком шли авантюристы, прямо как те самые старатели на Клондайк. Однако, ажиотаж — весьма недолговечный источник дохода. И на том же Клондайке он закончился не потому, что не осталось золота — его там и в наши дни добывают. Просто, кроме прочего, в таких вот аномально закушавшихся городишках средней прибыли от кустарной золотодобычи перестало хватать банально на пропитание. И когда это произошло, стало грустно. Тот самый Скагуэй и вовсе превратился в натуральный ад, купировать который пришлось вводом войск.
И нет, я, конечно, не ждал, что подобное произойдёт в Корреге со дня на день, оно так не работает. Предпосылок к тому, чтобы спешно отсюда эвакуироваться, всё же не наблюдалось. Однако, и ловить здесь постепенно становилось нечего. А то, что Локрин хотел обналичить добычу в каком-нибудь другом месте, было лишним тому подтверждением.
Из-за этих мыслей даже хрестоматийная авантюристская гулянка, как по расписанию начавшаяся в «Птичке», когда здешнее светило стало клониться к закату, произвела на меня уже какое-то смазанное впечатление. Сравнить её с пиром во время чумы было бы некорректно, наверное, но ощущения возникали схожие. И я с удовольствием бы удалился скучать в комнату, но Локрин, зашедший, как и обещал, проведать меня, слишком уж наслаждался атмосферой, вот и пришлось из вежливости составить ему компанию. Правда, то ли у меня не хватило вежливости для поддержания достаточно весёлого вида, то ли налётчик оказался слишком проницательным.
— Ты какой-то смурной, — сказал он. — Ещё нездоровится, или случилось что?
—
—
—
—
— Я в порядке. Просто давай прямо с утра уберёмся отсюда.
Глава 10
Насколько прекрасен осенний лиственный лес при ясной погоде в часы после полудня, настолько же он невыносимо отвратен в утренних пасмурных сумерках. Это, конечно, только моё мнение, которое я и в мыслях не имел кому-то навязывать, однако, оно устоявшееся и укоренившееся уже давным давно, задолго до всей этой попаданческой истории. Ибо осеннее утро — это сырость и пронизывающий холод. Это предательски скользящие под подошвой опавшие листья, норовящие в гнусности своей укрыть какую-нибудь особенно твёрдую корягу, сделать её невидимой ровно до момента, пока не ушибёшь об неё пальцы. Это, в конце концов, не слишком приятно взгляду, когда то, что в иных условиях станет смотреться праздничным златотканным покровом, демонстрирует все оттенки бурого, перемежающегося болезненной грязной рыжиной. Ну, и в принципе я далеко не жаворонок, чтобы фонтанировать положительными эмоциями от любого утра, кроме того, которое провожу за здоровым крепким сном.
В этом со мной был полностью солидарен и мой попутчик. Правда, ворча на меня, он вряд-ли задумывался о том, что тем самым выражает поддержку моей позиции.
— Нет, было, конечно, всякое, — завёл издалека Локрин, и подкрепил свои слова, взметнув мокрые листья в воздух сердитым пинком. Те, однако, картинно взлетать не пожелали, и, издав обиженный хлюп, грациозным, аки кусок чего непотребного, слипшимся комком приземлились в шаге от него. — В том числе, приходилось удирать откуда-нибудь спозаранку. Но каждый раз у этого были простые и понятные причины. Например, когда в рыло дал не тому человеку, или его жене глаза построил, или задолжал, а отдать нечем. Но бежать от того, что товарищу, видите ли, от местных торговых дел тошно — это у меня впервые.