- Сергей считал по-другому, раз женился на ней.
- Мой сын не станет воспитывать ублюдков.
- Впоследствии у них могли быть свои дети, не думала об этом?
- Хыырм, - пробасила Ангелина. - В нашем роду не было плебеев до того, как Тоня вышла за Сильвестра, и не будет больше никогда.
- Плебеев? - Максим смотрел, как закатилась смехом Целестина. Поистине, жуткое зрелище, притягательное в своей отталкивающей красоте. - Самое жалкое, что я слышала от тебя за все годы. Твой дед был батраком Симбирскогого уезда, отец начинал как председатель колхоза, ты ещё помнишь об этом? Тебе прекрасно известно, что дело вовсе не в этом. Нет ни в тебе, ни в твоём сыне, ни капли «голубой крови».
- Мама?
Мельгелов выглядел ошарашенным, растерянным, он стоял посредине небольшого кабинета, руки висели, как корявые лозы винограда, глаза бегали от Целестины к матери и обратно.
- Значит, не знает, - подвела итог Целестина и усмехнулась, глядя на Мельгелова.
- У тебя нет сына, - прошипела Ангелина.
- У меня был сын, - выплюнула в ответ Целестина.
- Сын? У тебя поворачивается язык называть сыном того, кого ты всучила моей сестре на воспитание, родив от её же мужа? Второй тоже был от тебя, змея...
- Толик - родной сын Тони и Сильвестра, - не дрогнувшим голосом проговорила женщина. - Ты не только приговорила Тоню своими россказнями, зная её слабое здоровье, ты сделала из родного сына убийцу, гонимая собственной одержимостью, - она зыркнула на Ангелину. - С самого первого дня, как ты увидела Сильвестра, ты хотела его, а он не видел тебя, не замечал, не думал о тебе до самой смерти, вспоминая, лишь чтобы сплюнуть. Одержимая!
- Это ты!
- Не я. Злая ирония в том, что единственная женщина, которую любил Сильвестр - это жена. Он ошибался, уставал, злился, изменял, он всего лишь человек, не самый лучший, которого носила земля, но любил он Тоню, и пора тебе это признать! И признать то, что ты отравила жизнь сыну. Надеюсь, тебе будет приятно подыхать с этой мыслью!
В кабинете повисла тишина. Ангелина хватала ртом воздух, Мельгелов растерянно смотрел по сторонам. Максим открыл дверь кабинета и дал знак охране, чтобы вывели гостей.
- Надеюсь, она сдохнет по дороге домой, - проговорила Целестина и села в кресло Сильвестра, откидываясь на спинку, закрыв глаза.
Максим прошёл к входным дверям, сам открыл их, всё это время с него не сводил глаз Мельгелов, смотря, как в прицел винтовки.
- Ты труп, - проговорил по слогам Мельгелов перед тем, как дверь закроется, обернувшись на пороге, смотря в упор на Максима. Тот не дрогнул, не отвёл взгляд, лишь уголок губ полез вверх.
- Всё может быть.
- Твоя жена тоже, - добавил, сканируя реакцию противника.
- А это вряд ли, - Максим усмехнулся и закрыл в дверь.
Обернулся на шум, Мира быстро поднималась по лестнице, почти бежала, за ней следом шла мама и Данила, всё это время, пока зачитывали завещание и разглядывали неприглядную правду, как кусок заскорузлой грязи, они были на первом этаже, ожидая Миру.
Из кабинета вышла бледная, как никогда, Целестина, с перекошенным лицом и каким-то стеклянным взглядом, она шла медленно, еле переставляя ноги, шаркая ими, как старуха, держась рукой за область сердца. Максим подошёл к женщине, отвёл в столовую, крикнул прислуге, чтобы вызвали скорую, благо, та дежурила круглосуточно у ворот поместья, и только дождавшись врача, убедив упрямую старуху в необходимости госпитализации, проследив за тем, что Целестину уложили в карете скорой, и прислуга направилась в качестве сопровождающего, Максим, наконец, смог подняться к Мире.
Это было сущим безумием. Всё, что было необходимо самому Максиму - это быть рядом со своей женой, Мультяшкой с лисьими глазами, но всё, что делал Максим все эти дни - это решал вопросы, связанные с чем и кем угодно, но не с Мирой. Человек не может разорваться, у него не восемнадцать рук, как у статуи Бодхисаттвы, не две головы и точно только одно сердце, он не может быть в двух местах одновременно.
Всё, что делал Максим последние дни, было в интересах Мирославы, вот только саму Миру он при этом не видел. Днём она сидела в комнате, иногда с Данилой, иногда с матерью Максима, чаще одна, и молчала, а ночью спала под действием препаратов. Лёгкого снотворного, выписанного врачом.
Он столкнулся с Мирой в дверях комнаты, она решительно обошла Максима и двинулась вниз, сжимая в руках какую-то чёрную тряпку. Максим последовал следом, вниз по лестнице, через просторный холл, за входную дверь, успев захватить шубу для Миры - его пальто так и осталось в гардеробе, - обойдя большой дом, останавливаясь у ворот гаражей.