Но затем, взглянув поверх плеча матушки, она увидела отца. Джоу стоял молча, опираясь на свою клюку. У него было отрешённое лицо и непроницаемый взгляд. Высвободившись из объятий матери, Мулан подошла к нему. И снова её сердце тревожно затрепетало. Она сотни раз готовила речь для него, но теперь слова не шли.
– Простите меня, отец, я украла вашего коня, я украла ваши доспехи… Я украла ваш меч. – Последнее слово застряло в горле. Прервавшись, она собралась с духом, словно перед боем, и продолжала: – И я потеряла его… ваш меч потерян. Я знаю теперь, как много значил для вас этот меч.
В окутавшем их молчании Мулан не сводила глаз с отца, отчаянно ожидая его ответа. Когда он заговорил, голос его дрожал от сдерживаемого чувства.
– Больше всего для меня значит моя дочь, – сказал он, и на его щёки пролились слёзы. – И это я должен принести извинения. В глупой моей гордыне я отослал тебя прочь.
Мулан затрясла головой, но Джоу жестом остановил её. Он оглядел её, примечая и её воинское одеяние, и манеру держать себя, явную даже в момент душевного смятения. Он медленно кивнул, признавая то, кем она была и кем она стала.
– Воин всегда узнает другого воина, – сказал он, и голос его исполнился гордости. – Ты всегда была передо мной, но теперь я вижу тебя в первый раз. – Протянув руки, он обнял её. Мулан обмякла, чувствуя, что наконец обрела покой.
Так они и стояли, а матушка, издав радостный возглас, бросилась благодарить предков. Взглянув в сторону святилища, Мулан улыбнулась стоящей там статуе Феникса со склонённой головой и скособоченным крылом.
Очарование минуты нарушил громкий гнусавый и неприятный голос. Обернувшись, Мулан увидела, что к ней поспешает сваха.
– Да теперь во всём царстве не найдётся мужчины, готового взять Мулан в жёны, – презрительно фыркнула она.
Мулан собралась дать ей отпор, но тут отец шагнул вперёд. Он покачал головой.
– Во всём царстве не найдётся мужчины, достойного Мулан, – сказал он.
А затем повернулся к свахе спиной и повёл Мулан к матушке и сестре в святилище. Протянув руку, Мулан поправила сдвинутую набок голову Феникс-птицы.
– Спасибо тебе, – шепнула она. – Спасибо, что присмотрела за мной. Спасибо за всё.
Неожиданно воздух загудел от топота копыт. В следующее мгновение императорское знамя взмыло по ветру, и императорская стража влетела на полном скаку во двор. Селяне так и ахнули, увидев, кто эти люди. За последние века императорская стража ни разу не почтила деревеньку своим присутствием – до этого дня.
Ошибочно трактуя их появление как беду, Джоу в отчаянии повернулся к дочери.
– Солдаты пришли покарать тебя, – сказал он. – Ты должна спрятаться!
Мулан покачала головой.
– Я больше не прячусь, – сказала она и пошла навстречу замершим в ожидании солдатам.
Предводитель снял шлем. Увидев его лицо, Мулан расплылась в улыбке. Командующий Тун взглянул на неё сверху вниз и кивнул. Затем он повернулся к отцу Мулан.
– Здравствуй, старый друг, – сказал он.
Всё ещё не понимая, что происходит, Джоу заслонил собой Мулан.
– Тун Юнь, – поприветствовал он командующего. – Это честь для меня видеть тебя и императорскую стражу. Но если вы здесь, чтобы покарать Мулан, вам придётся сначала иметь дело со мной. – Его рука крепко сжала палку, и он выпрямил спину. Только Мулан заметила, как подрагивает его хромая нога.
Командующий Тун помотал головой.
– В этом нет необходимости. – Взглянув через плечо, он подал знак одному из стражей.
Соскочив с коня, страж вынул из-за седла длинную резную коробку и поднёс её. Командующий Тун проговорил громким голосом, разнёсшимся по всей деревне:
– По приказу его императорского величества я передаю сей дар Хуа Мулан. Она принесла честь своему роду, своей деревне и своей стране.
Взгляд Джоу заметался между дочерью и старым другом, чьи слова он силился понять. Вокруг соседи вытаращили глаза, а сваха, внимавшая особенно жадно, рухнула без чувств. Не обратив внимания на мягкий удар падающего тела, солдат вручил коробку Мулан.
Мулан опустила глаза на полученный дар, а затем подняла их на командующего Туна. Она не знала, что ей делать. Но, ободрённая кивком командующего, она медленно подняла крышку. И охнула. Внутри лежал меч. Словно заворожённая, Мулан подняла его из коробки и вынула из ножен. Воздев клинок, она повернула и крутанула его в воздухе, лезвие блеснуло на солнце. Меч был прекрасен, а в её руке он обрёл лёгкость.
– Как полагается великой воительнице, – продолжал командующий Тун, – твой меч отмечен столпами добродетели.
Джоу, не сводя глаз с меча дочери, прошептал те слова, что, не сомневался, найдёт на нём:
– Верность. Отвага. Честность… – но, когда меч повернулся, он осёкся. На клинке был начертан ещё один знак. – Что это, четвёртая добродетель? – вопросил он растерянно.
Командующий Тун улыбнулся.
– Прочти вслух, Мулан.
Мулан медленно провела пальцем по гравировке. Она повторила каждое слово про себя, а затем произнесла вслух.
– Преданность роду, – проговорила она. Императорское слово станет вечным напоминанием того, что она отдала во славу своей семьи.