Мухтар

- Обозналась собака, - разочарованно сказала бабка. - Дали мне завалящего пса, лишь бы отвязаться от старухи.

Окоротив поводок, Глазычев взял лающего Мухтара за ошейник.

- Вы где живете? - дружелюбно спросил он дворника.

- А вон мои окна, от панели первые снизу... Не обижайся на собачку, бабуля, ей зарплата не идет... В каком, интересно, она у вас чине? спросил он Глазычева.

- Рядовая, - ответил Глазычев. - Водички у вас, товарищ дворник, можно попить?

- Чего доброго, - сказал дворник.

Зайдя в дворницкую, Глазычев стал медленно пить из ковшика и - как бы случайно - спустил с руки поводок. Мухтар тотчас же натянул его, забравшись под кровать. Он вынес оттуда в зубах две кроличьи шкурки, отдал их проводнику, затем деловито направился к плите, поставил на нее свои лапы и облаял закрытую кастрюлю.

- Суп? - спросил Глазычев, приподымая крышку.

В кастрюле торчали кроличьи ноги.

- Ну и ну! - сказал дворник. - Нашла все-таки, паскуда!

Старуха смотрела на него, отвалив нижнюю челюсть, подбородок ее вздрагивал.

- Я же тебя ростила, Федя, - сказала она.

- Внук? - спросил Глазычев.

Не отвечая, она развязала две свои косынки; тоненькие сухие седые волосы рассыпались на ее голове.

- Как же ты, Федя, без спросу? А? - Голос у нее был тоскливый, жалобный.

- Да ну вас, бабуля! - отмахнулся дворник. - Люди больше воруют, а тут из-за двух крысят шуму подняли, минимум вас зарезали... Мне-то ничего, я деньги верну, отбодаюсь, а вам совестно: родного внука травите собаками!

- Ну и подлец же ты, - сказал ему Глазычев. - Снимай фартук, поедем в Управление.

Так на счету у Мухтара появились первые деньги - горестные старушечьи тридцать рублей.

В питомнике над этой суммой посмеялись. И только начальник, майор Билибин, поздравил проводника:

- С почином вас, товарищ Глазычев.

Глазычева Билибин приметил с первых же дней работы. Среди проводников попадались люди случайные. Служба эта неутомительная, неудачи ее всегда можно свалить на собаку, успехи же приписать себе.

Билибин работал в питомнике с незапамятных времен; с грустью наблюдал он, как постепенно отмирает это дело: городские мостовые и тротуары становились все более и более затоптанными, вонючими, собак применяли всё реже, они умели брать только последний след, а в условиях большого города сохранить место преступления и окрестность вокруг него свежими удавалось не часто.

В городском Управлении завелось много новых людей, к служебно-розыскной работе собак они относились снисходительно, полагая ее устаревшей, примерно как в армии конницу. Из-за этой снисходительности оформлялись порой в питомнике люди без особого подбора: либо проштрафившиеся на другой работе в милиции, либо бездарные сотрудники, которых пристраивали в питомнике, не сумев подыскать подходящей формулировки для их увольнения.

Одним из таких проводников был лейтенант Ларионов. Тридцати пяти лет от роду, он успел за короткий срок службы в милиции перебрать множество должностей: был постовым, участковым, начальником паспортного стола, служил в угрозыске. Он ценил на всех этих должностях только одно: власть. Как известно, плохие шахматисты не умеют думать дальше своего второго хода, да и то при этом всегда полагают, что против них играет человек более глупый, нежели они. В затруднительных случаях лейтенант Ларионов делал то, что ему подсказывала его власть. Он не задумывался над тем, к чему это приведет и что за этим последует. Власть давала ему возможность сделать один-два хода. Он их делал. А если потом ему и влетало от начальства, то это опять-таки не нарушало стройности его теории: начальство поступало правильно, ибо у начальства была еще большая власть, нежели у него, у лейтенанта Ларионова.

Суждения Ларионова о людях тоже были просты. Они укладывались в два понятия: "Ему повезло" или "Ему не повезло". Например, майору Билибину повезло, писателю Шолохову повезло, авиаконструктору Туполеву повезло, улыбнись же судьба ему, Ларионову, и он достиг бы точно таких же результатов, как и все эти счастливчики.

Однако судьба не улыбнулась лейтенанту, ему сильно не повезло - его перевели в питомник на должность проводника. Пройдя годичный курс обучения в специальной школе, он получил под свое начальство кобеля Бурана, которого не любил и побаивался, ибо Буран трижды покусал его за время обучения.

Дела Ларионова на проводницкой службе шли ни шатко ни валко, пожалуй даже лучше, нежели в других должностях: здесь он был все еще новичком, его полагалось воспитывать, вытягивать, выращивать.

К нему прикрепили Дуговца, который как старший, опытный товарищ опекал его, учил, советовал ему.

Дуговец настойчиво повторял:

- Нажимай на теорию, Ларионов. Ликвидируй свою слабинку в части трудов академика Павлова. Литературу я тебе подберу.

И он принес ему несколько брошюр. Ларионов старательно прочитал их, сделал выписки в специальной толстой тетради, четко ответил на наводящие вопросы Дуговца, после чего на еженедельных занятиях в питомнике Буран покусал своего проводника в четвертый раз.

Перевязывая ему руку, ветеринарный врач Зырянов покачал своей длинной лысой головой: