Муха в розовом алмазе

– Никто не может ее увидеть, не пройдя многомесячную подготовку и обучение, – сказал Баклажан, тепло рассматривая будущих единомышленников. – На днях я представлю вас политсовету "Хрупкой Вечности". Только он может разрешить увидеть бомбу людям, не являющимся действительными членами нашего общества. А теперь я позволю себе откланяться. Извините, господа, меня ждут неотложные дела. Завтра в одиннадцать часов для нас заказан завтрак в ресторане "Прага". До свидания.

Встал, пожал пальцами протянутые руки и ушел быстрым шагом.

Баламут смотрел ему вслед, озабоченно сморщив лицо, затем его глаза широко раскрылись: в переулке, в который свернул Баклажан, он увидел кабинку мобильного туалета.

Борис, проводя его взглядом, уставился в пустые бутылки, толпящиеся на столе.

– Ну и как тебе этот фрукт? – спросил Баламут, вернувшись счастливым человеком.

– Ты бы на меня посмотрел неделю назад, – усмехнулся Бельмондо, закуривая. – Надоело все до тошноты. На чердаке, в мезонине круглыми сутками в потолок глядел. Вероника вообще оборзела, любовника своего начала домой таскать. А мне все до лампочки. Все было, все испытал, ничего не хочется... Лежал на диване, слушал, как они е-утся, и думал: "Может, хоть это немножко взбодрит? Но ни фига, совсем не задело. Противно только немножечко было, но ничего, терпимо, как изжога от плохой водки. А потом Черный позвонил... И таким голосом меня сюда пригласил, что я сразу умываться пошел. В ванной с этим типом столкнулся. Ничего, приличный парень, поговорили с ним о погоде и виды на урожай кишмиша в Турции... Ну а ты как?

Баламуту не понравился рассказ друга. Ему не хотелось повторять почти то же самое. Но он знал, что глубокая жизненная "задница" – прекрасная стартовая площадка, и самое важное в жизни – это вовремя и с умом использовать эту "задницу" для взлета.

– Да тоже все надоело... – сказал он, смущенно взглянув в глаза друга. – От Софы ушел, живу теперь на своей старой квартире. Соседка иногда приходит. Из себя не очень, зато с понятием. И еще, знаешь, у меня что-то с головой. Вчера вечером варенье из банки в чайницу налил. Вместо розетки. Потом решил посуду помыть. Зажег спичку и в струю воды сунул. Вместо газового обогревателя...

– И у меня примерно такое бывает... – вздохнул Бельмондо.

– Ну, так что будем делать? – спросил Баламут, рассматривая двух девушек, покупавших у лотка жвачку. Одна была красивой дурочкой, другая наоборот. "Лесбиянки", – подумал он, представляя себя в постели с ними. Картинка получилась притягательной.

– Судя по всему, Черный вмазался в авантюру, будь здоров, – зевнул Николай. – И я ему завидую. Мне всегда казалось, что жизнь наиболее полнокровна и ощутима, когда по ней летит лимонка.

– Так-то оно так, – протянул Баламут, потирая шею (недавно от сидячей жизни в ней завелся остеохондроз), – Но лично мне всегда казалось, что человек имеет право сходить с ума, но должен делать это так, чтобы другие от этого в страхе не писались. А Черный хочет всю Землю на уши поставить.

– А почему нет? Ведь он не собирается никого убивать? Он хочет всех заставить полнокровно жить. И тебя со мной в том числе.

Сказал и кивнул в сторону переулка.

– Сортир там?

– Там. Черный хочет всю человеческую психологию перестроить. А я подозреваю, что это, мягко говоря, невозможно.

– Но нужно? – вперился Бельмондо в глаза друга.

– Наверное, да...

– Так значит, кто-то должен начать. Вот мы и начнем. Я тебе предлагаю Токио на себя взять. Ты же казах наполовину, узкопленочный, короче, и за японца запросто сойдешь. Если подумать, то тебе довольно легко будет там бомбочку организовать. В Стране восходящего солнца.

– Аум Сенрике? – догадался Баламут.

– Его люди. Аумчик многим мозги вывихнул и у себя на родине, и у нас. Их найти легко.

– За ними следят везде... После этих идиотских газовых атак в токийском метро.

– Конечно, следят. Но я недавно разговаривал с одним из российских, он сказал, что забывать их начинают. Они за идею Черного обеими руками ухватятся. Их хлебом не корми, дай озадачиться.

– Это точно... Ну а Нью-Йорк ты на себя возьмешь? – спросил Баламут, помимо своей воли втягиваясь в игру. В игру?

– Why not? Нью-Йорк – прибежище всех сумасшедших мира даже после одиннадцатого. Полгорода в секту за пол года сагитирую.

– А плутоний? Где его взять?

– Лично для тебя есть одна идейка... – покровительственно улыбнулся Бельмондо, поднимаясь со стула. – Я сейчас.

И ушел в сторону туалета. Быстро.

Баламут невидящими глазами уставился в арбатскую глубину. Ему захотелось куда-нибудь уехать. С Черным и Бельмондо. Туда, где жизнь течет быстро-быстро. Туда, где люди не мелки и потому не роют себе нор на голову. И мысли унесли его в Приморье, в Кавалерово, под скалу Любви. Как хорошо там было! Они сидели на траве беззаботные, пили, ели, а в кустах вокруг сидели сумасшедшие, сбежавшие из краевой лечебницы... И как хорошо все потом закончилось... Вернее, плохо. Потому что закончилось.

– Валеру Веретенникова ты, конечно, знаешь... Будешь? – вернувшись с двумя эскимо на палочках, прервал реминисценции друга Борис.