Муха с капризами

На этот раз всё пошло совсем по-другому. Он поплыл уверенно. На середине реки его закружило, но он справился с течением, переплыл реку и по камешкам выскочил на берег.

Рыжий так и сел от удивления!

Тузик тоже перешёл на другой берег и подошёл к Микадо, с уважением виляя хвостом.

«Ну, ты пёс настоящий! Один раз не вышло — не испугался. Молодец! Так и надо!»

Микадо поглядел ему в глаза:

«Постараюсь не отставать от других!»

«Пошли! — закричал Рыженький, которому уже надоело бегать над рекой. — Айда на рынок!»

Там вечеринка была в разгаре.

Куцый обнюхал японца от носа до хвоста и вежливо, но сдержанно спросил:

«Вы нездешний?»

«Я за него ручаюсь», — сказал Тузик.

«Так пойдёмте играть, — пригласил Куцый. — Познакомьтесь с обществом!»

Микадо стоял недвижимо. Все собравшиеся на рынке собаки по очереди подходили к нему и тщательно обнюхивали. Потом обменялись некоторыми сведениями возле фонарного столба.

И всё бы окончилось превосходнейшим образом, если бы не Сплетня. Это была рыжая сучка, почти такая же длинноногая, как Санди. Как и он, всегда кислая, словно уксусная эссенция. А уж склочница была, каких свет не видывал. Из-за каждого пустяка поднимала скандал. Всё было не по ней. Вечно её кто-то обижал, всегда она жаловалась, ябедничала, пищала, скулила. Упрямая она была, как козёл. Во всем городе знали о том, что однажды, когда хозяйка не захотела взять её с собой на прогулку, Сплетня со злости съела у неё два чулка и перчатку. Да, да, съела!

Все порядочные собаки терпеть не могли Сплетню. Стоило ей появиться в приличном собачьем обществе, все знали: веселью конец, ничего не поделаешь — надо убираться восвояси.

Сплетня редко приходила на рынок. А тут она вдруг выросла как из-под, земли и сразу же затеяла интригу. Понятно, она с первого взгляда поняла, что Микадо — чужак, пришелец и что с ним играть неприлично. Но так как она никогда не действовала в открытую, то не выступила прямо и против японца.

Ковыляя на трёх лапах (левую заднюю лапу она всегда держала на весу, словно хромая), она нашёптывала всем собакам по очереди на ухо: Микадо такой, Микадо сякой. Он, мол, и трус, он и маменькин сынок, он чужак, никто не знает, где он живёт и на чьей кухне кормится.

Короче — сплетничала, как и полагается Сплетне. Собаки поумней на эту болтовню не обращали внимания.

Но на рынке оказался чёрный барбос с белым ухом и белой грудью. Звали его Умник. Только ума у этого Умника не было и в помине. Он славился на весь город своей глупостью. Голова была у него круглая, как тыква, а глаза такие бездонно-бессмысленные, что сразу было видно, что у этого пса, как говорится, не все дома. Словом, был это форменный недотёпа. Да ещё и редкий трус. И как всякий трус, был очень храбрым с теми, кто был послабее и не мог постоять за себя. Над такими он любил издеваться. Однажды мы вырвали из его зубов маленького щенка, которого этот палач едва не замучил до смерти.

Вот почему Умник так живо откликнулся на подстрекательские разговоры Сплетни.

Он сразу воспылал злобой к Микадо: ведь японец такой был маленький, низенький, что Умник мог свободно перешагнуть через него. Он подошёл к Микадо, обнюхал его и рявкнул:

«Убирайся из нашей компании!»

Микадо посмотрел на него по-своему. И не шевельнулся.

«Ты слышал?» — повторил Умник. И, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, кинулся на японца и прижал его к земле.

«Так ему и надо, так и надо!» — тявкнула Сплетня и хотела ещё что-то добавить, но не успела.

Она ещё не закрыла рта, а уже полетела вверх тормашками. Её сбил с ног Тузик, кинувшийся на помощь к Микадо.

Сплетня взвизгнула:

«Что за обращение с дамой! Боже мой!»

И пошла скулить! Но никто не слушал её жалоб.

Тузик тем временем вцепился Умнику в горло. А Рыжик, по своему обыкновению, в брюхо. Вот тут и началось.

Как на грех, на рынке оказался ещё и Лорд, у которого, не далее как вчера, наши собаки утащили печёнку. Тот самый Лорд, у которого давно был зуб на Тузика и Рыжего.

«Что за драка?» — спросил он у Сплетни.

«Тузик и Рыжий душат Умника!» — взвизгнула сучка.

Лорд ринулся в бой. Куцый попытался его остановить. Вмешались и другие собаки. И началось на рынке такое, что люди высыпали на улицу — поглядеть, что случилось.

По всему рынку — от фонаря до бензоколонки — катался клубок разъярённых псов, сметая всё на своём пути. Лотки рушились, как карточные домики. Метлы взлетали в воздух. Шарахались испуганные кони.

Стихийное бедствие! И на этот бал мы как раз и подоспели. Крися и я. Ну и панна Агата, понятно.

Крися первая заметила японца:

— Дядя, там Микадо!

Панна Агата, услышав эти слова, сделала то, чего мы никак не ожидали.

Она завизжала, затопала ногами, замахала руками.

— Ноги моей не будет в этом городе! — крикнула она и упала в обморок.

Но Крися, не растерявшись, ринулась в самую гущу битвы. На счастье, хвостик японца выглянул из кучи собачьих тел. И она мгновенно вытащила Микадо на волю.

— Готово, дядя! Вот он! — закричала она торжествующе.

Боже, какой же он, бедняжка, был ободранный! От шелковистых, выхоленных ушей остались только окровавленные лохмотья.