— Что за жизнь! — вздохнула тетя Ира. — Год назад нам обещали: "В августе переедете в новый дом". Музыка играла, начальник в каске выступал. Я на этих строителей в "Вечерку" напишу!
Этой бессильной угрозой закончился первый день расследования, принесший больше загадок, чем разгадок.
Глава XIX
ЧТО-ТО С БОЛЬШИМИ ГЛАЗАМИ
Маше постелили спать на диване в кабинете Сергейчика. После гостиницы квартира в старом доме казалась особенно уютной, почти как их с мамой домик в Укрополе. Уют получается из ненужных вещей, вроде африканских фигурок Сергейчика. Свет уличного фонаря, пробиваясь через ветки клена под окном, падал неровными пятнами. Где-то из тьмы проступала жуткая маска колдуна, где-то рука, сжимающая копье, или одно женское лицо, вытянутое, губастое, но все равно красивое. Листва клена шевелилась под ветром, свет мерцал, и казалось, что фигурки движутся и гримасничают. На них можно было смотреть без конца. От них не хотелось уходить, а это и есть уют.
Не нагулявшийся за день Эдик устроил в коридоре лошадиные скачки. Тяжело топая, он разгонялся в галоп и тормозил когтями по паркету. За окном женский голос тал с приторной ласковостью: "Клеопатра! Клёпочка! Иди, мама рыбки даст!" Звуки были домашние. Не то что в гостинице, населенной крикливыми торговцами с вещевого рынка. Днем они орут за стеной: "терминал", "контейнер", "тонна грин", вечером крутят блатные песни и время от времени дерутся. От них ждешь неприятностей. А здесь, вон, приготовили Клёпочке рыбку. Здесь Кэтрин кричит щенку: "Эдька, нельзя! Коготь сорвешь!" И все друг друга любят.
Маша заснула легко, как будто с разбега бросилась в душистое сено.
Ночью разразилась буря. Ветер выл в оконных щелях и пригоршнями швырял в стекла тяжелые, как дробь, дождевые капли. Скреблись по ржавому подоконнику ветки клена. Неслышно полыхали далекие молнии, и чуть погодя слышался грозовой треск, словно в небе рвали гигантский брезент.
Шумы бури поначалу разбудили Машу, но тем приятнее было засыпать под них за надежными старыми стенами.
Во второй раз она проснулась из-за того, что молния ударила совсем близко. Гром даванул так, что хрустнули стекла, а у Маши заложило уши.
В комнату заглянула растрепанная Кэт в пижаме:
— Не спишь?
— Проснулась, — ответила Маша.
— А мама спит… Тебе не страшно?
— Нет, я привычная. У нас часто бывают штормы.
— А мне страшно, — призналась Кэт. — Мы раз поехали отдыхать во Флориду. Мне четыре года было. А ночью вдруг потоп, торнадо! С нашего домика в кемпинге сорвало крышу. Папа несет меня в машину, а улица как река, вода ему по пояс!
— У нас такого не бывает, — сказала Маша и подвинулась на диване. — Иди ко мне, поболтаем.
Кэт с готовностью нырнула к ней под одеяло и улеглась валетом, положив голову на диванный валик.
— Конечно, у вас не бывает, — свысока заметила она. — Самые страшные ураганы возникают над океанами, как во Флориде, а у вас всего-навсего море.
"Флориду" она произносила по-американски, с ударением на "о". Маша подумала, что Кэт сама не осознает, что говорит. Нашла, чем хвастаться: ураганы в Америке страшнее! Ссориться не хотелось, и она перевела разговор на безопасную тему:
— Ты "Золотого сокола" нашла?
— Не успела. Знаешь, как в Интернете искать? "По вашему запросу найдено две тысячи документов"… Есть "Сокол" — велосипед, "Сокол" — артист Хоук Хоган, "Сокол" — моторная лодка. Я поищу попозже, когда гроза кончится, — пообещала Кэтрин. — А то вдруг молния по проводам грохнет! Страна но.
— Страшно, — согласилась Маша. — Завтра надо идти по соседом, ложечки показывать.
— Думаешь, они ворованные? — заинтересовалась Кэт.
— Твой папа тоже так думает. Поэтому он их и выкупил у Вити.
— Мама сходит, пока мы в школе.
— А она у тебя не работает?
— Завтра же суббота, почти никто не работает. А так она переводчица в торговой фирме. Если приезжает какой-нибудь важный иностранец, мама с ним с утра до вечера. А если не приезжает, она дома переводит деловые письма и отправляет по электронной почте.
— Хорошая работа. Скучноватая, зато много времени остается, — оценила Маша.
— Хорошая. И получает она раза в четыре больше, чем папа. — Кэтрин помолчала и сказала, глядя в сторону: — Думаешь, если папу выгонят из разведки, он много потеряет? Ха! Его еще когда хозяин маминой фирмы звал в начальники охраны. Он бы мог получать тысячи баксов и ездить на "мерее".
— Но ведь не согласился же, — заметила Маша.
— Привык, — пожала плечами Кэтрин. — Ему пятьдесят лет, подумать страшно! В таком возрасте уже ничего не меняют. Сколько я себя помню, он бреется одним задрипанным станочком и душится "Тройным" одеколоном. И Америке жили — и то "Тройным". Специально просил знакомых привезти из России.
— Чем эта фирма торгует? — спросила Маша.
— Мамина? Нижним бельем. Есть совершенно обалденное. Представляешь, трусики за пятьсот баксов? Резинка, тесемка и вот такусенький кусочек кружев, — двумя пальцами показала Кэтрин.
— Я, кажется, понимаю, почему твой папа туда не пошел, — сказала Маша. — Сейчас он Родину защищает, а там бы стерег кружевные трусики.