Мух уйма (Художества). Не хлебом единым (Меню-коллаж)

Эрнст Неизвестный садится на коня и говорит, обращаясь к толпе, речь о том, что будет, если на месте, где находится общественный сад, будет построен американский небоскреб. Толпа слушает и, видимо, соглашается. Неизвестный записывает что-то у себя в записной книжечке. Из толпы выделяется Глезер и спрашивает Неизвестного, что он записал у себя в записной книжечке. Неизвестный отвечает, что это касается только его самого. Глезер наседает. Слово за слово и начинается распря. Толпа принимает сторону Глезера, и Неизвестный, спасая свою жизнь, погоняет коня и скрывается за поворотом. Толпа волнуется и за неимением другой жертвы хватает Глезера и отрывает ему голову. Оторванная голова катится по мостовой и застревает в люке для водостока. Толпа, удовлетворив свои страсти, расходится.

КОМАР И МЕЛАМИД

Меламид: Эй, Комар! Давай ловить комаров!

Комар: Нет, я к этому еще не готов. Давай лучше ловить котов!

КРИТИК ЗАВАЛИШИН

Жил-был критик. Звали его Завалишин. Однажды вышел он из дому и пошел в лавочку купить столярного клея.

Была оттепель, и на улице было очень скользко. Критик прошел несколько шагов, поскользнулся, упал и расшиб себе лоб.

– Эх! – сказал критик, встал, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил себе лоб.

Но когда он вышел на улицу и сделал несколько шагов, он опять поскользнулся, упал и расшиб себе нос.

– фу! – сказал критик, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил пластырем себе нос.

Потом он опять вышел на улицу, опять поскользнулся, упал и расшиб себе щеку.

Пришлось опять пойти в аптеку и заклеить пластырем щеку.

– Вот что, – сказал критику аптекарь, – вы так часто падаете и расшибаетесь, что я советую вам купить пластырей несколько штук.

– Нет, – сказал критик, – больше не упаду!

Но когда он вышел на улицу, то опять поскользнулся, упал и расшиб себе подбородок.

– Паршивая гололедица! – закричал критик и опять побежал в аптеку.

– Ну вот видите, – сказал аптекарь. – Вот вы опять упали.

– Нет! – закричал критик. – Ничего и слышать не хочу! Давайте скорее пластырь!

Аптекарь дал пластырь, критик заклеил себе подбородок и побежал домой.

А дома его не узнали и не пустили в квартиру.

– Я критик Завалишин! – кричал критик.

– Рассказывай! – отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и цепочку.

Критик Завалишин постоял на лестнице, плюнул и пошел на улицу.

ШОСТАКОВИЧ И РОСТРОПОВИЧ

Ростроповичпадает из-за кулис на сцену и смирно лежит.

Шостакович (выходит, спотыкается об Ростроповича и падает). Вот черт! Никак об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Шостаковича и пада ет.) Никак об Шостаковича спотыкнулся!

Шостакович (поднимаясь). Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Никак опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Вот мерзопакость! Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! Истинно, что черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимается). Мерзопакость! (Идет, спотыкает ся об Шостаковича и падает.) Об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает за кулисы.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость! (Уходит за кулисы.)

За сценой слышен голос Ростроповича: «Об Шостаковича!»

Занавес.

ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛИСЬ АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ И ИВАН ДЕНИСОВИЧ

ГЛАВА 1, АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ И ИВАН ДЕНИСОВИЧ

Славная бекеша у Александра Исаевича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю бог знает что, если у кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради бога, на них, – особенно если он станет с кем-нибудь говорить, – взгляните сбоку: что это за объедение! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Наталия Дмитриевна не ездила в Нью-Йорк. Вы знаете Наталию Дмитриевну? Та самая, что откусила ухо у Чалидзе.