Мукато

У самого Брена запасов было на всю зимую Единственное, в чём ощущалась нехватка, это вяленая рыба. Самодельной удочкой, да с берега, много не наловишь. Но после совместной рыбалки об этом недостатке можно было забыть.

Девушки-помощницы живо управились в коптильне, хотя прежде им не доводилось заниматься заготовкой осетровых. Но когда руки нужным концом вставлены, всё отлично получится. Заодно и порядок в доме навели, какой Брену не снился. А там подошло время пиршества, во время которого предстояло смолотить полторы тонны самой отличной рыбы.

Суматоха в селении царила ужасная. Есть собирались на улице, никаких столов приготовлено не было, только циновки расстелены на земле. Первым делом были вынесены глиняные жаровни, на которых шипели в жиру осетровые и лососёвые печёнки, икра и молоки. Пробовать такое Брену не доводилось, и он отдал жаркому должное, хотя и понимал, что это только начало. Затем последовали разные похлёбки, рыба отварная и жареная, пироги с визигой. Очевидно, в этот день хозяюшки успели сбегать за диким хлебом и потолочь его в деревянных ступах. Брен так и не понял, когда поварихи спроворили всё это. Было ещё что-то, что Брен не опознал и не упомнил. Несколько раз он отваливался отдохнуть и снова возвращался в обжорный ряд.

Другие едоки не отставали, но было ясно, что всё съесть не получится. Это же сколько отличнейшей еды будет выброшено завтра утром!

Наутро Брен уже не предавался печальным мыслям. Он, как и все мужчины селения, лежал в постели и переваривал.

Хлеб с окультуренного поля Броен сумел собрать и высушить. Всяких заготовок получилось — одному с большим избытком, на всю зиму и весну. Но это — одному, а рядом стоит селение, многие десятки людей, которые не запасли на зиму ни единого зерна. Невозможно жевать копчёную оленину, зная, что сосед умирает с голоду. И неважно, что он сам в этом виноват.

Не раз Брену представлялось, как он, разваривает в керамической посудине зерно, крошит туда вяленое мясо и оделяет соседей малыми порциями, чтобы на дольше хватило. Самое трудное — проследить, чтобы чуть живые люди не уносили нищенский паёк в жертву Мукато.

Согревала его мысль, исполненная надежды, что те, кто выживет во время весенней голодовки, на будущий год начнут делать запасы, а жертвы грязной луже станут приносить чисто номинальные. На тебе, боже, что нам негоже.

На деле всё получилось не так, как задумывалось.

В один из вечеров, когда мужчины уже поднялись после дневного сна, а время сна ночного ещё не наступило, Чимга появился возле юрты Брена.

— Завтра с самого утра мы переселяемся в тайгу. Ты пойдёшь с нами или останешься здесь?

— Даже не знаю. У меня здесь запасов на всю зиму, но только на меня одного. А чем люди там перебиваться будут?

— Ничем. Народ будет гинуть, что мухи по осени. Иной раз до лета половина людей не доживает.

Читать мораль о необходимости делать запасы было поздновато. Стравили всё ненасытному Мукато, теперь ждите голодной смерти.

— Я, пожалуй, останусь здесь, — медленно произнёс Брен, — а ты, когда совсем прижмёт, заходи, постараюсь поделиться, если, конечно, будет чем. Завтра с утра пойду вас проводить, чтобы знать, где ваше зимнее стойбище.

С утра, ещё до рассвета, все мужчины рода проснулись и отправились на поклонение Мукато. Тащили мешки, кульки с какими-то дарами, швыряли их, не разворачивая, в непроницаемую черноту. Жратвы там, конечно, не было никакой, но и то, что было, тонуло немедленно, исчезая с глаз.

Один из неудачливых охотников, сломавший неделю назад ногу, прихромал к самому урезу жидкости и опустил туда конец своего костыля. Постоял с полминуты и вытащил наружу уже не клюку, а жалкий огрызок. Калека довольно кивнул, швырнул остаток посоха на пожрание Мукато. Надо же, он и сухое дерево лопает, проглот окаянный.

У Брена в руке тоже была зажата палка. Многолетняя привычка из дома без трости не выходить. Осторожно окунул конец трости в липкую густоту, слегка перемешал. Чёрные капли стекали с обсосанной палки. С этой дубинкой Брен ходил несколько лет, она пересохла до невозможности, но всё равно Мукато растворил её.

В глазах собравшихся можно было прочесть одобрение. Народ полагал, что Брен принёс Мукато жертву.

Освободившись от даров, мужчины возвращаются в селение. Всюду царит страшный разгром. Большие горшки, глиняные жаровни, на которых готовилось угощение для недавнего пиршества, всё куда-то делось. Унести их вряд ли получится, значит, где-то спрятаны. А может быть, их и вовсе переколотили; с этих станется.

Калеке выдали новую палку, женщины взвалили на многострадальные спины узлы с вещами, и вся громада отправилась в путь.

Было неловко прогуливаться налегке, в то время, как женщины волокут неподъёмную тяжесть. Вмешиваться Брен не стал, чужие обычаи так просто не меняются. Он всего лишь срезал тонкую рябинку и изготовил новую палку взамен съеденной изголодавшимся Мукато. Брен привык ходить по лесу с палкой и не собирался отказываться от устоявшихся привычек в угоду какой-то грязной луже.

Затем подошёл к Чимге, который тоже шёл налегке.