— Вы говорите о широте Рериха. Но каким вернется он к нам? Это не праздный вопрос, есть тут два настораживающих момента. Первый связан с реальными попытками вернуть Рериха под национальным знаменем. Как избавить Рериха от превращения в противоположность себе и дать ему возможность вернуться под своим собственным флагом — знаменитым флагом Рериха? Второй момент — это желание увидеть в учении Рериха новую религию. Говорят, есть желающие имение Рерихов в — Изваре превратить в монастырь и жить в нем по «рериховскому обряду».
— Да, я слышала, на одной конференции женщина так и кричала: «Дайте мне Бога! Рерих мой Бог!» К сожалению, Рерих здесь не исключение. Мы, в сущности, очень склонны к религиозности, и наш истовый атеизм — обратная сторона нашей религиозности. Мы ведь и марксизм превратили в религию, и Сталину молились, как Богу. Появляется авторитет — сразу же появляется и желание бить головой о пьедестал. Но привлекает еще и идея избранничества: отгородиться стенами, поселиться узким кругом и жить спокойно в нашем противоречивом и жестоком мире. Но какое, скажите, это имеет отношение к Рериху?! Который считал человека сотворцом, способным подниматься очень высоко по ступеням духовной эволюции.
Ну, а насчет того, чьим знаменем может стать Рерих… Любого человека, который заметен в истории и чьи идеи привлекательны для многих, разные силы всегда пытались использовать в своих целях. Сейчас Рериха пытаются использовать наши русофилы в качестве не национального, а националистического знамени. Есть группа людей, которые ищут у Рериха подтверждения своей ущербной идее. Но причем тут Рерих? Он интернационален, его идея — это идея консолидации различных стран и народов. Вместе с тем он был радетелем русской культуры в лучшем смысле этого слова и понимал, что она — явление не изолированное, как хочется думать некоторым, а выросшее на синтезе многих культур: Рерихи говорят о связи русской культуры с индийской, скандинавской, татарской. Вообще все, читавшие Рериха, конечно, обратили внимание на то, что ему интересны и важны были факторы не разъединяющие, а объединяющие, он упорно подчеркивал идею единства культур на протяжении всего исторического времени.
— Наконец, главный вопрос: что Вы привезли, Людмила Васильевна?
— Мы работали в Бангалоре три с половиной месяца. Обнаружили пятнадцать сундуков архива. Архив уникален. В нем, собственно, три архива: самого Николая Константиновича, Елены Ивановны и Юрия Николаевича. Это письма Рерихов различным корреспондентам, точнее, копии писем, рукописи Николая Константиновича, которые еще не публиковались, например, большая серия «Листов дневника», из которой лишь немногие очерки увидели свет. Наиболее интересными, с моей точки зрения, являются записки Елены Ивановны, которые послужили основой целой серии уникальных философских книг Живой Этики, или Агни Йоги. Многое из этих записей нам еще не известно, и они могут послужить богатейшим материалом для исследования и размышлений. Все это нужно было описать хотя бы приблизительно, упаковать, подготовить к дальнему пути. Мы нашли библиотеку старших Рерихов, ряд реликвий, принадлежащих их Учителям. Неожиданно обнаружили пуленепробиваемые жилеты, которыми они пользовались в Центрально-Азиатской экспедиции. Оказывается, они знали об опасностях и готовились к ним.
Привезли мы граммофонные пластинки, которые по вечерам слушали Рерихи: очень много Вагнера, особенно опера «Парсифаль», Рахманинов, Стравинский, Мусоргский, русские народные песни, Сибелиус — они его очень любили. Мы как бы проникли во внутренний мир Рерихов, получили представление об их духовных переживаниях. Главное: мы привезли прах Николая Константиновича и Елены Ивановны. Две урны. Они хранились у Святослава Николаевича, и он их нам передал для создания мемориала.
— Почему они не были захоронены? Было ли какое-то распоряжение самого Николая Рериха?
— Я о таком распоряжении не знаю. В документе, подписанном Святославом Николаевичем, сказано, что прах передается для создания мемориала Рерихов.
— А камень, что стоит в Кулу, и ступа на так называемой могиле Елены Ивановны?
— Это только места кремации.
— Помогал ли вам Святослав Николаевич разбирать наследие?