Мудрость толпы

– Я видела твое будущее, Клевер.

Он поморщился.

– По крайней мере, скажи, что в нем я наконец смогу посидеть спокойно.

– Для этого пока рановато. Тебе предстоит нанести визит Черному Кальдеру.

Гримаса на его лице стала еще более отчетливой.

– Это не похоже на то, чего мне бы хотелось.

– А чего бы тебе хотелось? Заново подумать насчет того, где твое место, и решить, что ты предпочел бы находиться где-нибудь еще? Ведь именно этим ты больше всего знаменит, как я понимаю.

– Я знал, что рано или поздно попаду из-за этого в неприятности… Ну ладно, допустим, Кальдер не убьет меня с ходу за то, что я его предал. Что дальше?

Рикке несколько мгновений разглядывала его. Размышляла над своим положением. Потом повернулась на сиденье, чтобы поглядеть на Стура: тот сидел в своей клетке, притихший, блестя в полутьме голодными глазами. Она проговорила, тщательно взвешивая слова:

– Скажи ему, что я хочу заключить договор. Мир на Севере – в обмен на его сына.

Клевер тоже взглянул на клетку. Рикке услышала, как звякнула цепь, когда Стур пошевелился, прижавшись к прутьям. Услышала, как он снова зашипел.

– Ты уверена? – спросил Клевер.

– Я уверена, что хочу задать ему этот вопрос.

– Ладно, как скажешь. – Он стащил со скамьи так и не просохший плащ и накинул на плечи, стряхивая брызги с волчьего воротника. – Но если в ответ ты получишь мою голову в горшке, не говори, что я тебя не предупреждал.

– Я пролью реки слез, можешь не сомневаться… Да, и вот еще что.

– М-м?

– Наверное, будет лучше, если ты не станешь упоминать о наших разногласиях с Гвоздем. Не хотелось бы, чтобы Кальдер считал нас слабыми.

– Само собой!

И Клевер, отвесив ей небрежный поклон, вышел из зала.

Корлет положила руку на подлокотник Скарлингова трона и наклонилась к Рикке.

– Думаешь, ему можно доверять?

– С теми, кому мы можем доверять, Кальдер не станет разговаривать. Иногда бывают нужны люди, которых никакая буря не поколеблет… – Рикке повернулась к тому участку пола, который уже начал покрываться пятнами от ее плевков, и сплюнула туда сок чагги. – А в другое время требуются такие, кто умеет гнуться под ветром.

Слишком много принципов

– Вот это – Круг лордов? – ошеломленно спросил Гловард.

– Был, – отозвался Лео.

Место, о котором его отец отзывался как о колыбели благородных идей. Место, где знатнейшие лорды Союза вели величавые дискуссии о важнейших вещах. Место, где Арнольт в одиночку бросил вызов Морлику Безумцу и изменил ход истории. Обо всем этом сейчас было легко забыть.

– Теперь его называют Кругом общин.

Витражи с изображениями сцен из многовековой истории Союза были объявлены символами угнетения и заменены на идеологически верное, выражающее свободу и равенство прозрачное листовое стекло с новой фабрики в Трех Фермах. Яркий солнечный свет не льстил интерьеру.

Некогда галереи для публики заполнял цвет адуанского общества. Теперь эти люди, даже если они были еще живы и не покинули страну, старались держаться подальше от глаз. Их места заполнили отбросы пресловутого общества, с каждым днем державшиеся все более развязно. Порой заседания Ассамблеи прерывались групповым исполнением непристойных песенок, и правительство Союза со скрипом приостанавливало свою работу, словно застрявшая в грязи телега, дожидаясь, пока нарушителей порядка с грехом пополам выдворят из зала.

Дни становились все короче, так что бесконечные заседания заканчивались уже в глубокой темноте – изможденные лица, освещенные колышущимся пламенем свечей. По утрам здесь было холодно, как в склепе, к обеду становилось жарко, как в духовке; воздух провонял застарелым потом, запахом гнилых зубов и дымом чагги. Представители ели прямо на своих местах, и объедки их трапез оставались гнить под заляпанными жиром скамьями. Гуннар Броуд со своими людьми регулярно разнимал потасовки. На прошлой неделе во время такой стычки с верхней галереи свалился пьяный и разбился в кровавую кашу прямо перед Высоким столом. Заседание прервали, только чтобы дать служителям соскрести останки с пола, и продолжили прения, когда те еще подтирали кровавую лужу.

– Мы должны вести себя как цивилизованные люди, мать вашу растак! – кричал Рамнард, старый портной с лицом, испещренным отметинами от какой-то детской болезни. – Черт подери, я требую, чтобы гражданин Суорбрек сократил количество, не говоря уже об оскорбительном тоне своих нападок на членов этой Ассамблеи в своих новостных листках и памфлетах…

Суорбрек взвился, словно сидел на пружине:

– Ничто не принесет мне большей радости! Я сделаю это в то же мгновение, как только мы сократим количество, не говоря уже о коррумпированности изменников, спекулянтов и просто некомпетентных людей, заседающих в этой Ассамблее!

Смех, аплодисменты. Галерея жаждала боли, слез и страстей не меньше, чем аудитория любого театра. Для Лео времена аплодисментов остались в прошлом, но и он похлопал ладонью по скамье рядом с собой, имитируя одобрение.