…В холле банка было холодно – пожалуй, даже холоднее, чем снаружи. Вик подавила желание ступать как можно мягче, чтобы каждый шаг не разносился гулким эхом. Потолок был где-то далеко вверху, как в гуркском храме; их окружали темный мрамор и темное дерево, позолота поблескивала в пыльных лучах света, падавшего из высоких окон. Там и сям были разбросаны островки дорогих стульев, на которых просители могли подождать, пока банк даст им свое благословение или развеет их планы в прах. Впрочем, сегодня здесь никаких дел не вели. Холл был пуст, если не считать мраморные бюсты богатейших людей в истории, алчно хмурившихся на них из прошлого.
– Вот это дверь так дверь! – вырвалось у Огарка.
Дверь была поистину впечатляющей. Она занимала большую часть дальней стены конторы, доминируя над помещением: огромное полотно черного металла с внушительной золотой гравировкой по центру: «ВАЛИНТ И БАЛК». Внизу, ближе к полу, имелся латунный штурвал, как на корабле, с двумя замочными скважинами по обе стороны, которые казались совсем крошечными.
Огарок глазел на все это с распахнутым ртом.
– Это и есть хранилище?
– Для двери кухни немного слишком претенциозно, как ты считаешь?
Вик махнула констеблям в направлении конторы, и те принялись вытаскивать ящики из столов, рыться в бумагах и раскидывать все вокруг с обычным для них видом рассеянного безразличия.
– Разве она не должна находиться где-нибудь подальше от глаз? – спросил Огарок. – В каком-нибудь подвале?
– В том-то и задумка, чтобы никто из входящих не смог ее не заметить. Каждый поневоле начинает представлять себе, сколько денег может находиться за такой большой дверью. Сколько власти.
Она кивком указала Маттерно на латунный штурвал:
– Открывайте.
– Я не уполномочен это делать, инспектор, – едва слышно отозвался заведующий отделом займов.
Вик снова уперла руки в бедра:
– Только не заставляйте меня закатывать эту чертову пушку
– Здесь в толщину два фута инглийской стали. Пушка разве что оставит вмятину.
Вик поглядела ему в глаза:
– Я направлю ее не на дверь. Я направлю ее на
Маттерно сглотнул, вытащил из кармана ключ и протянул ей. Очень длинный и тонкий, ключ выглядел хрупкой безделушкой по сравнению с этой необъятной дверью. Замысловатая бородка напоминала крошечный лабиринт.
– У меня только один ключ. Вам нужен еще второй.
– Дайте угадаю: второй ключ у управляющего?
Маттерно медленно развел руками:
– Я… боюсь, что так.
– Арестовать его, – распорядилась Вик. – И остальных тоже. Помещение опечатать.
– Но… инспектор! – Двое констеблей подхватили под мышки все еще не верящего заведующего отделом займов и поволокли его прочь. – Это же «Валинт и Балк»!
– Объясните это комиссару Пайку! – крикнула Вик ему вслед. – В Допросный дом его!
– В Дом Истины, – поправил Огарок.
– Какая разница! – отмахнулась Вик, морщась и растирая онемевшее бедро. Чертов сустав всегда начинал ныть, как только погода становилась холоднее. – В любом случае там нынче освободилась куча камер.
– Это точно. – Огарок еле слышно вздохнул. – Я так понимаю, нам пора их снова заполнять.
Граждане
– Более
Орсо подумал, что это один из лучших вопросов нынешнего времени. Несколько плиток облицовки треснуло, несколько скамей были сломаны, одно из великолепных витражных окон было разбито и наспех заколочено досками, так что по залу время от времени проносился холодный сквозняк, но в остальном Круг лордов почти не изменился. Правда, теперь его называли Кругом общин. Они перевернули вышитые подушки, чтобы солнца Союза были не видны, а сидевшее на них буйное сборище теперь называлось не Открытым советом, но Ассамблеей представителей.
Насколько он понял, во всех районах Адуи провели голосование. В котором приняли участие все уроженцы Срединных земель, какими бы жалкими и невежественными они ни были. Результатом явилась ассоциация представителей – насколько мог видеть Орсо, такая же жалкая и невежественная, как каждый из них по отдельности. Голосование… Можно вообразить, что сказала бы на это его мать! Тирания большинства… Через какое-то время представители должны были быть избраны и в других городах Союза, но пока что их скамьи пустовали. Тем временем в Ассамблее шли споры относительно правил. Здесь спорили даже больше, чем спорили в Открытом совете, если такое возможно. Спорили по каждому пункту. Спорили относительно порядка этих пунктов. Спорили касательно методов ведения спора.
– Чем мы
Любая фраза произносилась с огромным апломбом. Самые банальные замечания становились глубочайшими откровениями, слезными протестами, страстными воззваниями с биением себя в грудь.
– Очевидно, республикой?