Он вернулся. Взял себе псевдоним Зардаби, по названию местности, из которой был родом. И, возможно сам того не ведая, попытался взорвать изнутри сонно-текущее время захолустной жизни.
Позже он напишет серию статей, назвав их «Письма из захолустья». Но, по существу, весь Азербайджан был тогда захолустьем. Кто-то возразит, как так, страна древней культуры, и вдруг «захолустье». По поводу древней культуры спорить не буду, хотя, признаюсь, не очень понимаю, что означает «древняя».
Во всех случаях, не трудно вообразить «захолустье» с «древней» культурой, уходящей в до-время, в пра-время. Вообще «захолустье» совсем не означает мрак, голод, отсутствие нравственности, всеобщую вражду. Просто тип жизни в конкретном историческом времени.
Не будем спорить. Достаточно просто подсчитать, сколько было тогда у нас городов, сколько было школ, сколько было газет, сколько было образованных людей, и это будет самый серьёзный аргумент. Даже о Баку, будущем центре цивилизации и культуры страны, Зардаби в то время писал, как о «богом забытой земле».
Но есть ещё один фактор, без которого выхолащивается суть того, что сделал Зардаби. Просветитель Зардаби вносит в азербайджанскую культуру точку обзора, зеркало, в которое теперь можно и придётся смотреть. Это переворот, подобный потери девственности. Назад к мирной, убаюкивающей жизни, которая течёт в размеренных берегах традиций предков, уже невозможно. Только если в уродливых, гротескных формах.
Зардаби не просто вернулся домой. Он вернулся с намерением поменять всё в своей стране.
Всё, и нравы, и способы управления, и сорта растений, и породы животных.
Всё, и способ жить, и способ мыслить.
Жить не так как завещали предки, а как требует того время, которое и должно было взорвать захолустье. По крайней мере, в городах. По крайней мере, в главном городе «захолустья».
Зардаби был просветитель в эпоху Просвещения и этим многое сказано. Просветители того времени верили, что Просвещение открыло архимедову точку опоры, способную перевернуть весь мир. Способную сделать любое «захолустье» просвещённым. Верил в это и Зардаби.
Несомненно, Зардаби удалось сделать поразительно много. Первая газета, первая светская школа, прорыв в женском образовании, прорыв в городском самоуправлении. Многое другое. Но удалось ли ему сдвинуть с мёртвой точки «захолустное время»?
Что можно было сделать в тех условиях?
Каковы оказались последствия сделанного?
Вопросы трудные, вопросы на все времена. Вопросы, которые сеют сомнения, вопросы, которые вносят растерянность.
Только об одном можно говорить с большей или меньшей уверенностью, отныне каждый шаг наш станет историческим, не в том смысле, что каждый наш шаг станет значительным. А в том смысле, что изменилась точка отсчёта, место традиций предков, место до-время и пра-время, время без времени, неподвижное время неизменных постулатов для мысли и для поступков, заняло время как таковое, подвижное время, подвижное, благодаря перманентным импульсам извне и изнутри, отныне каждый наш шаг станет историческим в силу того, что будет менять ракурс.
И снова, и снова, придётся отвечать на старые и на новые вопросы, как вытекающие один из другого. И мы по-новому будем воспринимать происшедшее в Азербайджане во второй половине XIX века, и в том, что происходило в Азербайджане до XIX века, и что происходило после XIX века, но, прежде всего, происшедшее в Азербайджане, во второй половине XIX века.
Зардаби можно назвать пассионарием духа.
За последовательность, упорство, неистовство.
И ещё за жёсткость, резкость, колючесть.
Не так-то просто столкнуть время с мёртвой точки. Поэтому выбрал схватку, противоборство, без каких-либо уступок. Естественно, должен был получать удары, и получал их слева и справа, от своих и чужих, от власти и от народа, везде, где посмел потревожить «захолустное» время.
Потом, когда умер, похороны оказались не просто пышными и продолжительными, многоязыкими и многоконфессиональными. Конечно, дань уважения. Но если чуть поменять ракурс, встретились различные времена, которые Зардаби поставил лицом к лицу. По календарю было начало ХХ века (сколько времени прошло с тех пор?), но здесь встретились разные времена, разные народы, разные языки, разные культуры.
Перед лицом смерти великого человека они замерли в почтительном молчании, чтобы потом разойтись в разные стороны. Если только не взорваться и не ополчиться друг на друга. Время замерло на перекрёстке дорог и идей, чтобы уже в следующее мгновение прийти в непредсказуемое движение.
Деяния Зардаби я бы сравнил с деяниями Прометея и это не просто риторика, не просто пафос. Дело в масштабе деяний и в трагизме результата. Представьте себе Прометея, который разбудил мирно спящих людей, а потом вдруг оказалось, что «разбуженные» люди перегрызли друг другу глотки. Именно в этом смысле я сравниваю Зардаби с древнегреческим титаном. Масштабные изменения, которые во многом опошлились в реальном времени.