Мудрость Хеопса

— Счастливая судьба повелела, чтобы я преуспел в жизни как художник, и господин Фани пригласил меня украсить его приемную залу. Некоторые из моих картин оценили в десять золотых, хотя я отказался продать их. Взгляни-ка!

Джедеф повернул голову туда, куда указывал Нафа, и увидел миниатюрное изображение девушки-крестьянки на берегу Нила на фоне заката. Словно пробудившись от красоты этой картины, которая вернула его в реальность из страны грез, юноша медленно подошел к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Нафа заметил его изумление и был очень доволен собою.

— Видишь, какие на этой картине цвета и тени? Ты только посмотри на Нил, на горизонт! — восклицал он.

— Просто попроси меня смотреть на крестьянку! — прошептал Джедеф.

Разглядывая свое произведение, Нафа сказал:

— Моя кисть увековечила течение Нила, в котором чувствуется великое достоинство и гордость.

Джедеф, не обращая внимания на слова Нафы, шептал:

— О боги… Такое легкое, гибкое тело, стройное и прямое, словно копье!

— Посмотри на поля и на склонившиеся злаки, по которым можно увидеть… — продолжал художник.

Юноша, будто вовсе не слыша брата, бормотал:

— Как великолепно это смуглое лицо. Оно подобно луне!

— … что дует южный ветер! — не унимался Нафа.

— Как прекрасны эти темные глаза! У них такое неземное выражение!

— В этой картине есть не только радость. Обрати внимание на закат! Одним богам известно, каких усилий мне стоило добиться таких оттенков.

Джедеф смотрел на брата с изумлением.

— Она живая. Нафа, я слышу ее шепот. Как ты можешь обитать под одной крышей с ней?

Художник потер руки.

— Я собираюсь выручить за нее десять золотых.

— Эту картину нельзя продавать, — резко сказал Джедеф.

— Почему?

— Потому что она моя, даже если мне придется отдать за нее свою жизнь!

Нафа расхохотался:

— О, пора юности нашей! Ты будто ярко горящий огонь и прыгающее до небес пламя. Ты наделяешь душой камни, цветы и воду. Ты безудержно обожаешь иллюзии и грезы, путаешь мечты с явью…

Джедеф покраснел и замолчал. Нафа сжалился над братом и сказал:

— Приказывай же, о солдат!

— Эту картину нельзя продавать, Нафа, — юноша умоляюще сложил ладони.

Нафа снял миниатюру и подал брату.

— Дорогой Джедеф, она твоя. Можешь любоваться ею сколько захочешь.

Молодой человек нежно взял ее — так, словно это было его собственное сердце, и поблагодарил:

— Спасибо, Нафа!

Довольный художник сел обратно на свой стул, а Джедеф застыл на месте, не сводя взгляд с лица крестьянки. Спустя какое-то время он спросил:

— Как придуманный образ может настолько зачаровывать?

— Это не вымышленное создание, — спокойно ответил Нафа.

Сердце Джедефа чуть не остановилось… Он еле вымолвил:

— Ты хочешь сказать, что эта девушка существует на самом деле?

— Да, — кивнул брат.

— Она… она похожа на ту, что на твоей картине?

— Возможно, в жизни она еще прекраснее.

— Нафа! — вскричал Джедеф. — Ты знаешь ее?

— Видел пару раз на берегу Нила.

— Где?

— К северу от Мемфиса.

— Она всегда ходит туда?

— Девушка приходила после полудня в компании своих сестер. Они сидели, играли или купались, а с заходом солнца исчезали.

— Они все еще приходят туда? — спросил Джедеф.

— Не знаю. Я там не был с тех пор как закончил картину.

Джедеф был потрясен:

— Как же так?

— Я поклоняюсь красоте, но не люблю ее.

Джедеф задал следующий вопрос:

— Где именно ты видел ее?

— К северу от храма Аписа.

— Думаешь, ее можно там встретить?

— И по какой же причине, о офицер, ты все это спрашиваешь?

В глазах Джедефа промелькнуло замешательство, и Нафа спросил:

— Возможно ли, чтобы за одну неделю судьба ранила стрелой любви двух братьев?

Юноша задумчиво рассматривал миниатюру.

— Не забывай о том, что она крестьянка, — напомнил ему брат.

— Для меня эта девушка — богиня, — прошептал в ответ юноша.

— Ах, Джедеф, я был сражен наповал во дворце Камади, — смеясь сказал Нафа, — но боюсь, что тебе придется падать на пол в скромном домике бедняка!

16

В тот день в воздухе витали грезы. В полдень Джедеф, держа у груди прелестный портрет, отправился на берег Нила, нанял лодку и поплыл на север. Он не до конца понимал, что делает, но не мог остановиться. Юноша был околдован и подчинялся лишь зову любви. Он преследовал неведомую ему цель, распаленный страстью, которой был не в силах противостоять. Волшебные чары сразили человека, который не боялся смерти и презирал опасность, и вот он устремился на поиски, ибо не в его обычаях было отступать.