Мудрость йоги

Каждое побуждение нашего сердца постоянно влечет нас к эгоистичным поступкам, и в то же время какая-то высшая сила предупреждает нас, что хорошо только бескорыстие. Каждый ребенок рождается оптимистом. Ему снятся золотые сны. В юности его оптимизм еще больше усиливается. Молодой человек с трудом верит, что существуют такие вещи, как упадок сил, разрушение, смерть. Увы, приходит старость, и жизнь обращается в груду развалин. Грезы разлетаются, и в старости человек становится пессимистом. Так переходим мы от одной крайности к другой, получая постоянно безжалостные толчки судьбы, не зная, куда она ведет нас, и не замечая, что мы ее рабы. Это напоминает мне знаменитую песнь в «Лалитавистаре», биографии Будды. Будда родился, говорится в этой книге, чтобы спасти человечество, но среди роскоши дворца забыл о своем предназначении. Чтобы пробудить в нем воспоминание, явились ангелы и спели ему песнь, припев которой был: «Мы плывем по реке существования, которая есть постоянное изменение, не имеющее ни остановки, ни отдыха». Такова жизнь всех нас, идущих все вперед и вперед, не зная передышки. Что же нам делать? Человек, у которого вдоволь еды и питья – оптимист. Он просит не говорить ему о нищете; она его пугает. Не говорите ему о горестях и страданиях мира. Идите к нему и скажите, что все прекрасно. «Да, – скажет он, – я обеспечен: посмотрите на меня – у меня хороший дом, я не думаю ни о холоде, ни о голоде. Не рисуйте же мне этих ужасных картин. Если есть другие, которые умирают от холода и голода, идите к ним и проповедуйте им, что это в порядке вещей». Но вот другой человек, жизнь которого прошла в ужасных страданиях, он не хочет и слышать о чем-нибудь хорошем, о чем-нибудь прекрасном и радостном. «Пугайте всех, – говорит он. – Почему другие будут смеяться, когда я плачу? Я должен заставить всех плакать вместе со мной, так как я несчастен, и единственное что меня может утешить, это мысль о том, что и все другие тоже несчастны». Так мы совершаем наш путь среди оптимизма и пессимизма.

Кроме того, существует еще нечто подавляющее – смерть. Весь мир идет к смерти. Все умирает. Все наши успехи, все, чем мы гордимся, – наши реформы, наша роскошь, наше богатство, наши науки, все имеет один конец – смерть. Что все кончается смертью, в этом никто не сомневается. Города возникают и исчезают, государства создаются, процветают и распадаются, планеты разрываются и рассыпаются в пыль, уносимую атмосферами других планет. Это продолжается с безначальных времен. А где же конец? Конец всего – смерть. Смерть – конец жизни, красоты, богатства, могущества и добродетели. Умирают святые, умирают и грешники; умирают короли, умирают и нищие. Все идут к смерти, и все-таки продолжается эта ужасная привязанность к жизни; мы не можем отделаться от нее. Это майя.

Мать заботливо растит своего ребенка. Вся ее душа, вся жизнь – в нем. Ребенок вырастает, и из него получается грубое животное, которое каждый день бьет свою мать. Но ее привязанность к нему не ослабевает, а когда разум наконец пробуждается в ней, она подавляет его мыслью о любви. Она не думает о том, что это совсем не любовь, а нечто другое, овладевшее ее чувствами, какие-то путы, которые, как бы ни старалась, она не может стряхнуть с себя. И это майя.

Все мы стараемся добыть золотое руно. Каждый думает, что именно он овладеет им, но как мало его в мире! Всякий разумный человек видит, что его шансы добыть это руно очень слабы, что его шансы – один на двадцать миллионов, и все-таки никто не может удержаться от борьбы за него, хотя большинство никогда ничего не достигает. Это тоже майя.

Смерть день и ночь ходит крадучись по земле, а мы думаем, что будем жить вечно. Однажды спросили царя Юдхиштхиру,[4] что представляет собой самая удивительная вещь в мире? И царь отвечал: «Каждый день вокруг нас умирают люди, и каждый думает, что он никогда не умрет». Опять майя – страшное противоречие в нашем уме, нашем знании, нашей жизни и во всем нас окружающем. Везде это ужасное противоречие: удовольствие, следующее за страданием, и страдание – за удовольствием.